Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - стр. 34
Немцы думали, что русские, которые не владели идишем или польским, не смогут ни связаться с партизанами в окрестностях, ни найти поддержку, если удастся сбежать. Разговаривая только по-русски, они будут жить в языковой изоляции. Но немцы не знали, что некоторые из русских также говорили на идише, а несколько польских заключённых понимали русский. Что важнее, немцы недооценили силу советской военной иерархии, которая требовала, чтобы приказы выполнялись. Несколько русских сказали потом, что, когда А.А. Печерский приказал им убить, они не ставили под сомнение его приказ, они просто подчинились. Во впечатляющем документальном фильме французского режиссёра Клода Ланцмана «Собибор. 14 октября 1943 года. 16 часов» Иегуду Лернера, выжившего заключенного, спрашивают, убивал ли он когда-либо ранее. Его ответ был «нет». Лернер не был русским солдатом. Но у него не возникло сомнений в том, что он должен сделать это, поэтому он подчинился[62]. Они тоже хотели умереть с достоинством, защищая себя от убийства.
Воспоминания А.А. Печерского, представленные Институту еврейской истории, продолжаются следующим описанием прибытия: «Открылись двери, и прямо напротив нас был плакат «Sonderkommando Sobibor». Усталые, голодные и сломленные, мы покинули вагон. Стояли вооружённые офицеры СС, и обершарфюрер Гомерски выкрикнул: «Краснодеревщики и плотники, без семей, шаг вперед!»
На первый взгляд Собибор был обычной сельской местностью. В хорошую солнечную погоду люди могли обмануться и решить, что приехали в деревню, где должны работать. Но этот обманывающий покров вскоре слетал. В воспоминаниях для М. Нович (как и в других воспоминаниях) А.А. Печерский говорил:
Восемьдесят мужчин завели в лагерь и заперли в бараках. Узники, находившиеся там дольше, рассказали о Собиборе. Мы все сражались на войне и страдали в лагерях, но так испугались Собибора, что не могли уснуть в ту ночь. Шломо Лейтмен, польский еврей из лагеря на Широкой лежал рядом со мной. «Что с нами станет?» – спрашивал он. Я не ответил, притворившись спящим. Я не мог справиться с собой и думал о Нелли, маленькой девочке, ехавшей со мной в одном вагоне, которая была, без сомнения, уже мертва. Я подумал о моей собственной дочке, Эллочке[63].
А.А. Печерский предоставил факты о прибытии, жизни в лагере и восстании. Только в этом отрывке он описал своё волнение и то, как спрашивал себя, как он столкнется лицом к лицу с чужой смертью, и особенно тот факт, что убивали детей, будет занимать его мысли всю жизнь. Только негодование могло заменить печаль, выраженную в отрывке, приведенном выше, и только негодование могло преобразоваться в обвинение жестокости.