Собака Раппопорта. Больничный детектив - стр. 46
– Да Ватников знает его, как облупленного!
– Ну так тем и лучше, – удивилась та.
Вера Матвеевна, ничем не отличаясь в этом отношении от простого обывателя, не проводила никаких различий между психиатрами и психотерапевтами. Умом она знала разницу, но в трудовом быту вела себя так, как будто той не было вовсе.
Александр Павлович в очередной раз выслушал объяснение про историю болезни, которая пишется для прокурора.
Он-то запомнил это еще со студенческой скамьи. О прокуроре говорили так часто, что студенческая скамья начинала казаться совсем другой скамьей.
– Формально я обязана, – нудила Вера Матвеевна.
– Да-да, – Прятову не терпелось отделаться от нее, ибо в ее интонациях обозначилось нечто от горестных песен алкогольной бабушки, которую – как сама бабушка полагала, архангелы или бесы – уже увозили по коридору в темную неизвестность.
Качая огромным вздернутым задом, Вера Матвеевна начала удаляться. Прятов смотрел ей вслед. Тоже ведь горит на работе: своя специальность – свои профессиональные вредности. Например, доисторические носки: нервные болезни требуют проверки стопных рефлексов, так что носки с клиента приходится снимать. Добро, если он в уме и снимет сам. А если не в уме, снимает доктор. Двумя пальцами. Бывает, что оба пальца с них соскальзывают – иногда их и вымыть не успеешь, сразу в рот…
Александр Павлович набрал номер Ватникова.
– Мне ужасно, отчаянно жаль, – он чуть не плакал. – Но вам придется зайти… так неловко вас отрывать, но эта невропатолог…
– Зайду, – сухо сказали в трубке. Прятов почувствовал, что его проступок не имеет прощения. Он должен был, неформально обязан был сделать все, чтобы отвертеться от глупого назначения. Он прогибался под обстоятельствами, в которых приличному коллеге полагается стоять насмерть и щадить время и здоровье окружающих.
Выкручивать руки – вот как называются подобные просьбы.
И Ватников уже не однажды, когда его пытались официально склонить к выполнению чего-то ненужного, начинал угрожать так называемой итальянской забастовкой. Забастовки при этом, по сути, нет никакой – работник исправно является на рабочее место и добросовестно трудится, выполняя все возложенные на него обязанности. Но только не сверх того. Попробуй, попроси такого зайти по-соседски и посмотреть очередного дебила, случайно уложенного в гинекологию из-за нейтральной, среднего рода фамилии на «ко». Попробуй, попроси его задержаться на полчаса и подстраховать коллегу, у которого как раз сегодня рожает семейство в полном составе, от кошки до прабабушки. Черта с два. Это и называется итальянской забастовкой, благодаря которой надежно парализуется больничная жизнь, вся построенная на тонкой системе неформальных взаимозачетов.