Со смертью от Дун… - стр. 3
– Послушайте, – сказал он, – мне не хочется этого говорить, но все равно кому-то придется вас об этом спросить. Так что пусть лучше это буду я. Она не могла убежать с каким-нибудь другим мужчиной? Прошу прощения, но я обязан задать этот вопрос.
– Конечно. Я знаю, здесь обо всем этом написано, – Парсонс постучал по книжному шкафу. – Рутинный вопрос, верно? Но вы ошибаетесь. Только не Маргарет. Это просто смешно. – Он помолчал, но не рассмеялся. – Маргарет – порядочная женщина. Она проповедник без сана в уэслианской[2] церкви, что дальше по дороге.
«Незачем расспрашивать дальше, – подумал Барден. – Другие будут допрашивать его, рыться в его личной жизни, хочет он того или нет, если она не вернется домой с последним поездом или автобусом».
– Полагаю, вы уже осмотрели дом? – спросил инспектор.
Он ездил по этой дороге два раза в день в течение года, но так и не запомнил, три или четыре этажа в том доме, где он сейчас находился. Его полицейский мозг пытался собрать воедино картинки, отщелканные сетчаткой его полицейского глаза. Эркерное окно на первом этаже, два раздвижных окна над ним и… да, два окна поменьше над ними под шиферными веками крыши. Уродливый дом, подумал он. Уродливый и жутковатый.
– Я посмотрел в спальнях, – сказал Парсонс. Он перестал расхаживать, и щеки его порозовели от надежды. Но страх снова стер с них румянец, когда он сказал: – А вдруг она в мансарде? Вдруг у нее голова закружилась?
«Вряд ли она осталась бы там, если бы у нее просто голова закружилась, – подумал Барден. – Тут пахнет как минимум инсультом».
– Надо пойти посмотреть, – сказал он. – Я думал, вы уже там были.
– Я звал ее. Мы туда почти не ходим никогда. Те комнаты нежилые.
– Идемте, – сказал Барден.
В коридоре свет был еще более тусклым, чем в столовой. Маленькая лампочка блекло освещала розоватые тканые ковровые дорожки, линолеум с узором под паркет в темных и светло-коричневых тонах. Парсонс шел впереди, Барден – следом за ним. Они поднялись наверх по крутой лестнице. Дом был большим, но построенным плохо и из плохих материалов. На первую лестничную площадку открывались четыре хлипкие филенчатые двери без окантовки. Эти простые фанерные прямоугольники напоминали Бардену наглухо зашитые окна старых домов.
– Я-то смотрел в спальнях, – сказал Парсонс. – Господь милосердный, а она, может, лежит совсем беспомощная наверху!..
Он указал на узкий лестничный пролет без ковровой дорожки, и Барден отметил, что он сказал «господь милосердный», а не «господи» или «боже мой», как сказали бы другие.
– Я только что вспомнил, что на чердаке нет лампочек. – Парсонс зашел в переднюю спальню и вывернул лампочку из центральной люстры. – Ступайте осторожнее, – сказал он.