Сны Персефоны - стр. 14
— Я рад, что ты всё понял, — говорит Аид, наклоняясь, целует меня в макушку и уносится в чёрном вихре.
Загрей глядит ему вслед, а потом переводит взгляд на меня. Шагает, падает на колени и на выдохе шепчет:
— Мама!
Я чувствую, как глаза начинает щипать, а в груди всё сжимается.
Порывисто обнимаю сына, треплю по чёрным волосам, нежно глажу рога, которых он так стесняется. Глупый.
Аид не позволил мне вволю натешиться с сыном. «Ты из него тряпку сделаешь! А он должен быть воином». Поэтому мой мальчик, на которого с юных лет возлагались большие надежды и свалилась огромная ответственность, рано ссутулился и стал выглядеть куда старше своих лет. Мне даже стыдно, что на вид я моложе сына. Но для Богини Весны вечная юность — дар и проклятие.
Загрей поднимается и протягивает мне руку:
— Идём, мама. Будем выполнять два поручения отца одновременно.
И мы спускаемся в подвал, а точнее — в бункер, напичканный высокотехнологичной аппаратурой. Здесь всё гудит, жужжит, пищит. За прозрачной стеной нам машет Макария. У неё на голове гарнитура, а перед глазами экран, на котором что-то мелькает.
Загрей наводит на стену затемнение — не хочет, чтобы кто-то вклинивался в наше столько редкое уединение. Ему приятно, что я просто нахожусь рядом.
Сын усаживает меня на кушетку, заботливо наливает гранатового сока. И возвращается к работе.
Я смотрю на сутулую спину, на то, как тонкие, почти девичьи, пальцы бегают по сенсорной клавиатуре, а на десятке плоских мониторов перед ним быстро сменяются схемы, цифры, таблицы, чертежи, и думаю о том, что сын отлично играет на гитаре и мечтает создать свою рок-группу. А вместо этого вынужден участвовать в бесконечных войнах, как и все мы.
Почему смертные считают, что боги проводят свои дни в бесконечных пирах и развлечениях (если речь об Олимпе) или разрабатывают планы по захвату мира (если об Аиде)?
«Знаешь, в чём смертные сильнее нас? — звучит в голове мягкий голос Тота. — Это они сочиняют мифы. Бесчисленные их варианты. И со временем они обретут статус достоверных. Настолько, что и мы начнём считать их нашими историями».
Ему самому люди надели на плечи голову ибиса. А жаль, ведь они лишили себя возможности видеть его тонкое умное лицо и янтарные глаза, в которых светятся вселенская мудрость и печаль. Он не хочет разочаровывать смертных: каждый раз, являясь им, надевает искусно сработанную маску ибиса.
Мы и сами поверим в то, что эти истории — наши.
И ведь так и есть. Потому что когда льва долго убеждают в том, что он осел, однажды он сам начинает склоняться к этому же мнению. Даже если лев — бессмертный и мудрый. Но есть кое-что пострашнее, чем потеряться в бесчисленных версиях себя — забвение. От одного этого слова мурашки бегут по коже. Потому что мы живём, пока нас помнят. И люди, и боги.