Смотритель. Книга 2. Железная бездна - стр. 8

– Что же он за монстр? – недоверчиво прошептал я.

– Он не монстр, – ответил Ангел. – Просто дитя своего времени. Павел создал его главным образом из Флюида, выделенного гвардейским полком – на площади в то время были одни унтера. Киж и не мог получиться другим. В этом нет его вины. Теперь понимаешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Павел, как и обещал, оживил Кижа в Идиллиуме, – продолжал Ангел, – но новое бытие бедняги оказалось неустойчивым и зыбким, потому что его незримая неубиваемая основа осталась в Петербурге. Киж успел наплодить здесь потомства, но после смерти новой физической оболочки дух его обрушился назад – в ту самую спальню, где он был убит.

– Хорошо, – сказал я. – Это очень интересно. Но все равно ничего не сходится.

– Что не сходится?

– Пускай Киж прикован к месту своей смерти в Михайловском замке на Ветхой Земле. Но ведь там был не Киж. И руку в парафин опускал не Киж, а я!

Ангел улыбнулся.

– Алекс, – сказал он, – вспомни, кто ты. Твое имя – Алексис де Киже. Другими словами, ты тот самый поток Флюида, из которого Павел когда-то создал своего первого гомункула. Но отделить этот поток от самого Павла невозможно, поэтому ты потомок не столько Кижа, сколько Павла. Он – исток реки, а ты – ее устье. Эфирное тело Кижа, прикованное к Инженерному замку, – тоже часть потока. Если угодно, река в ее среднем течении. Таков корень, откуда растешь ты и весь ваш род.

– Спасибо.

– Из-за этого твое сознание может соскальзывать в неуничтожимую оболочку Кижа и одушевлять ее. То же самое способны делать все другие Смотрители из рода де Киже. Поэтому, хоть они мало походят друг на друга, в парафине всегда отпечатывается одна и та же рука. Рука изначального Кижа. Она же рука Павла, потому что внешне они были неотличимы. Это, если угодно, ваш родовой аттракцион. Нечто, придающее вашей фамилии поистине царское величие.

Некоторое время мы молчали – и я с наслаждением следил за тем, как последние осколки ледяного ужаса, совсем недавно заполнявшего мою грудь, тают от эха этих слов.

– Теперь ты успокоился? – спросил Ангел.

Я кивнул.

– Почему, спрашивается, нельзя было меня предупредить?

– Потому, – ответил Ангел серьезно, – что это не помогло бы. Видишь ли, нет никакой возможности доказать, что мой рассказ – не посмертная хитрость призрачного Павла, прячущего от себя страшную правду.

У меня екнуло в груди.

– Черт, – простонал я. – А вот это зачем надо было мне сейчас говорить?

Ангел захохотал. В этот раз он смеялся долго, очень долго – и мне показалось, что он разрастается надо мной в огромную электрическую тучу, откуда вот-вот ударит молния. Но все кончилось иначе – небесный хохот словно бы истощил его, и часовня вернулась к своему прежнему виду. Ангел сжался до размеров своей статуи – и я понял, что наш разговор обессилил его.