Смоль и сапфиры. Пара для герцога - стр. 47
— Откуда же ты взялась такая грязная и дерзкая, Лайла? — бурчит себе под нос Люция, думая, что я не слышу. Уголки моих губ трогает улыбка и я делаю вид, что не слышу её бурчаний. Кажется, её вопрос был риторическим…
Моё тело покидает собранное состояние, которое было в присутствии герцога. Я начинаю осознавать сложившуюся ситуацию и это поднимает в моём животе волну страха. И непонимания.
Я неосознанно касаюсь пальцами того места, где ещё совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая рубцом или шрамом. Ничего, что могло бы напомнить о том, кто эту рану мне нанёс. И то, что было позднее.
Из-за этого кажется, что всё произошедшее со мной было во сне. И я проснусь, вновь осознавая, что лежу в каморке у самой крыши храма — той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям.
Но Люция вдруг заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, чем возвращает в чувство и даёт понять: всё, что сейчас происходит — реально.
Женщина заматывает меня в полотенце и в этот момент раздаётся стук в дверь. Смерив меня взглядом, предупреждающим никуда не уходить, Люция скрывается за дверью, а после появляется, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги.
— Я не буду рыться в ваших вещах. Просто скажите мне, есть ли что-то в мешке для стирки.
— Нет, ничего нету, — мотаю я головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдаёт его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы их очистить от лесной грязи.
— Пойдёмте, вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего.
В Саяре в дань Пяти, рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов, как бы признавая их силу в этот временной промежуток.
В храме Пяти мы всегда молились в момент, когда солнечные лучи окрашивали небосклон, и не важно — спали ли мы в ту ночь, или нет. Поэтому для меня не впервой подниматься рано, однако усталость от событий этой ночи делает своё, и я не сопротивляюсь, когда Люция сажает меня на стул. А после принимается расчёсывать мои мокрые волосы и помогает мне надеть ночную сорочку.
Я откладываю вещевой мешок на пол возле кровати, забираюсь на мягкую перину и засыпаю, стоит моей голове коснуться подушки.
И мне уже всё равно, что я намочу наволочки своими невысохшими волосами.
Я засыпаю, проваливаясь в целительное небытие.
Будет новый день и будут решения, о которых я подумаю завтра. А пока над моей головой есть крыша, а под щекой — подушка, меня больше ничего не волнует.
Я просыпаюсь от того, что кто-то сдёргивает с меня покрывало — моя кожа тут же покрывается мурашками от утренней прохлады в спальне. Мои руки пытаются нашарить одеяло, но его нигде нет, а через пару мгновений под моей головой исчезает и подушка.