Смоль и сапфиры. Пара для герцога - стр. 46
Лайла, Лайла, Лайла… за последний час меня называли настоящим именем чаще, чем за прошедшие тринадцать лет.
— Да.
Я затихаю, не зная, как лучше высказать свою просьбу.
— Ну так?..
— Ты можешь принести мне мой вещевой мешок? — выдыхаю я. — Он спрятан под большим валуном возле упавшей сосны, там все мои вещи. И сапоги, — я кивнула на свои ноги.
— Хорошо, я принесу. До встречи, Лайла! Отдыхай!
— Джон! — кричу ему вслед, но того и след простыл.
И как, собственно, он обещал мне принести мешок, если я даже не сказала ему конкретно, где его искать?
— Лайла! — слышится строгий голос Люции и я, чертыхнувшись, вхожу в комнату.
Люция уже зажгла в гостевой свет, и я могу осмотреть покои, в которых обычно останавливаются знатные гости герцога. Такой, как мне, здесь не место. Мой взгляд скользит по дорогим тканям, картинам в позолоченных рамках на стенах, пышным пуфикам и стеклянным столиком с сервизом из чистого хрусталя.
— Я помогу вам раздеться, — раздаётся голос служанки за моей спиной.
— Я сама.
Люция выгибает бровь и складывает руки на пышной груди. Её волосы собраны в пучок под обычный чепец прислуги, а взгляд льдисто-серых глаз смотрит на меня с предельной строгостью.
— Как пожелаете, госпожа.
Её тон бьёт меня сродни пощёчины, и я тут же начинаю снимать с себя задеревеневшую от пота и крови одежду. Люция, прекрасно понимающая, что я никакая не госпожа, несмотря на мои протесты, подходит ближе и начинает снимать с меня грязные вещи. После того, как я оказываюсь полностью обнажена, она распускает мои волосы из косы и отводит в ванную комнату, где заставляет залезть в ванну. Вода горячая и от неё идёт пар, но моё тело — озябшее и ослабленное — только радо этому. Люция крутит железный кран, и из него в ванну льётся прохладная вода, разбавляя жар.
Вода из крана — то, что доступно только Императору Дарэю, ведь такие привилегии стоят невероятно дорого. Однако я тут же вспоминаю, что нахожусь в замке самого герцога Ердина, побратима Императора, и что подобная роскошь для него — само собой разумеющееся.
Я шиплю, когда Люция мокрой тряпкой касается моего нагого тела, начиная его мылить. Я пытаюсь забрать у неё тряпку и помыться сама, но она бьёт ладонью по моим рукам и говорит:
— Сидите смирно и дайте себя отмыть. Полагаю, вы устали.
— Я могу сама это сделать!
— Можете, но как любая благородная дама не станете этого делать, — служанка выразительно смотрит на меня, продолжая мылить моё тело. Мне не нравится, но я терплю, ведь она права.
Люция, видя моё смирение, фыркает, но её взгляд смягчается, а движения становятся более ласковыми. Когда она начинает намыливать мои волосы, выбирая из них запутавшиеся еловые иголки, я расслабляюсь в её руках, понимая, что и правда очень устала.