Смоль и сапфиры. Пара для герцога - стр. 14

Я погружаюсь в свои мысли, поэтому не сразу понимаю, что впереди меня никого нет. А когда голос Леопольда прорезает тишину аукциона, я дёргаюсь от него, словно от пощёчины:

— Ииии… жемчужина нашей коллекции…

Моя нога в туфельке на высокой шпильке ступает на балкон.

— …юная дриада, лот номер пятнадцать!

Свет тысячи ламп на секунду ослепляет меня, когда я выхожу в зал.

Я иду ровно, с гордо распрямлёнными плечами, как бы показывая им всем, что я не испуганный оленёнок, и не боюсь всех этих жестоких людей в маскарадных масках, покупающих себе живые игрушки. Я пытаюсь делать вид, что мне не страшно за своё будущее, однако на самом деле всё моё нутро сковано из-за неизвестности.

Что со мной будет? Как будут издеваться? И, наконец, почему именно мне выпала такая судьба?

Слёзы я уже выплакала, оставив лишь гордость. Хотя сколько я на ней продержусь?

Пока я смотрю на зал, полный горящих от предвкушения глаз, мой внутренний запал потухает. Однако я уже на подиуме.

Моё тело перестало выглядеть щуплым и непропорциональным, но мне всё также нет и семнадцати лет. Правда, им всем на это плевать. Я знаю, кого они видят перед собой (мне посчастливилось краем глаза рассмотреть себя в зеркале): юную девушку, которая имеет обворожительный взгляд и красиво уложенные волосы. Румяна действительно мне к лицу, вот только подведённые сурьмой глаза делают меня старше. И никто даже не догадывается о том, что за этой прямой походкой скрывается трясущаяся от страха девочка, которая до смерти боится окончательно потерять всё.

— Пятнадцать тысяч!

— Первая ставка принята. Мужчина из первого ряда — пятнадцать тысяч.

Пятнадцать тысяч? Неужели моя жизнь стоит столько?

Я вспомнила начальные ставки других лотов и во мне забурлила горечь. Неужели я настолько непривлекательная?

Самая минимальная ставка была в сто восемьдесят тысяч таллинов, а самая большая — семьсот тридцать шесть тысяч. Предпоследний и первый лот.

— Двадцать тысяч!

— Тридцать!

— Пятьдесят.

— Семьдесят.

— Ставка принята. Седовласый господин: семьдесят тысяч за юную дриаду. Кто желает стать её хранителем? Не стесняйтесь.

Леопольд приближается ко мне, и я вижу его отвратительную улыбку. Его волосы уже тронула седина, но он ещё не растерял своей мужской привлекательности.

Правда, в моих глазах он охотник, продающий дичь на разделку мяснику. И от одного его взгляда меня тошнит.

— Покрутись, пройдись и вильни бёдрами. Что замерла как статуя? — шипит он мне на ушко, а после подносит мою руку в перчатке к своим губам и легко целует её.

— Восхитительное, нежное создание, дамы и господа! Семьдесят тысяч — раз, — говорит Леопольд так громко, что у меня закладывает уши. Однако я подчиняюсь, и делаю то, что он просит. Ведь если меня продадут за бесценок, то моя жизнь превратится в ад. Кто же станет беречь дешёвую игрушку? — А как она элегантна, вы только посмотрите! Сто семьдесят тысяч — два.