Смертная тоска по нелюбимой женщине. Рассказы и были - стр. 22

Василий Петрович вдруг замолкает. Ему явственно кажется, что он жалеет о… О чем? О том, что старлей его не пристрелил? Об этом? Ну да, что ему стоило нажать на спусковой крючок? Раз – и все кончено.

Опомнившись, директор трясет немного хмельной головой. Господи, что за бредовые мысли? Как они появились? Как могли возникнуть? И почему так тоскливо на душе? Почему так плохо, будто похоронил кого-то из самых близких, самых дорогих сердцу людей? С чего бы это?

Ирина встречает его у порога. Глаза у нее, как всегда, полны печали и скорби. Есть в них и еще что-то. Что именно? Отчаяние? Но откуда ему взяться? Василий Петрович ласково обнимает ее, целует.

– Малышка! Я так соскучился!

– И я… очень…

Ее голос звучит приглушенно немного не так, как обычно. Губы горячие и сухие. Как у тяжелобольной.

– Скажи, ты хоть немного любишь меня? Хоть немного дорожишь мной? – спрашивает Ирина тихо.

– А ты сомневаешься? – в свою очередь интересуется директор.

– Сомневаюсь… немного, – признается она, опустив свои прекрасные глаза.

– Что ты, глупенькая! – успокаивает Василий Петрович. – Разве ж я приезжал бы к тебе, если б ты мне была не нужна? Подумай?

– Подумаю…

Утром директор уходит, пообещав появиться в обед. «Не подведу на сей раз, – думает он. – Обязательно приеду к обеду, пусть хоть потоп! Нельзя так часто огорчать Ирину, она и так сама не своя».

Двенадцать двадцать. Василий Петрович у подъезда Ирининой девятиэтажки. Толпа народу. Полицейский «Ланос». Под стеной чье-то тело, прикрытое мешковиной.

– Что случилось?

– Девочка с крыши спрыгнула, – бабушка в льняном платке вытирает глаза.

Из-под мешковины выглядывают ноги самоубийцы. Белые носки с красной вышивкой.

Директор отворачивается и идет к подъезду.

Стоп! Белые носки с вышивкой! Василий Петрович почти подбегает к трупу, рывком отбрасывает мешковину… Он не ошибся.

– О Боже!

Пошатываясь, на ватных ногах, Василий Петрович поднимается в квартиру Ирины. Здесь, как всегда, чисто и уютно. Ощущение такое, вроде хозяйка только что вышла – на минутку – и сейчас возвратится.

– Господи! Господи! Ну почему?!

Директор, как подкошенный, падает в велюровое кресло и закрывает лицо руками. Как теперь жить – он не понимает.

– Что тебя толкнуло на это, девочка? Разве я тебя не любил?! Я же только и жил что тобой! Зачем ты со мной так жестоко поступила?

Василий Петрович долго сидит, вперив взгляд в никуда.

Улица. Труп все еще под стеной дома. Люди. Галдеж.

Василий Петрович бредет, сам не понимая куда. Ну почему, почему тогда старлей не выстрелил? Почему?! Вот сволочь!