Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь - стр. 38
В возрасте Иисуса Христа, принимающего Свой вселенский крест, тридцатитрехлетний император Константин принял на себя апостольский подвиг в необъятной Римской империи. Первой заботой святого кесаря было оградить братьев и сестер по вере от преследований. Свободу Церкви должно было распространить не только на подвластный благоверному Константину Запад, но и на Восток. Для этого он пригласил своего императора-соправителя Лициния, царившего на Востоке, чтобы вместе с ним издать эдикт о веротерпимости. Лициний подчинился воле могущественного старшего кесаря, святого Константина, – так явился Медиоланский эдикт 313 года, обещавший христианам Европы, Малой Азии и латинской Африки жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте (1 Тим. 2, 2). Одновременно был издан строгий закон против иудеев, побивавших камнями своих соплеменников за обращение в христианство.
Однако опасность продолжала существовать. Император Лициний лукавил и составлял заговоры. Человек низкой души, он завидовал святому Константину и ненавидел его – и за его славу, и за благородство, и за веру. Исподтишка Лициний начал теснить христиан и разрушать храмы под тем предлогом, что там молятся не только за него, но и за Константина, – «а значит, замышляют измену». Потом на подвластном Лицинию Востоке снова начались открытые гонения (в это время совершился подвиг сорока мучеников на льду Севастийского озера). По сравнению христианского историка, Запад был озарен светом яркого дня, а Восток оставался во мраке ночи. Наконец противостояние коварного Лициния и святого Константина привело к войне. Благоверный Константин выступил под победоносным знаменем, осененным знаком креста, – Лициний убеждал своих язычников не смотреть на эту хоругвь, «ибо она страшна своей силою». Идолы, к которым усердно обращался Лициний, не помогли ему – святой Константин разгромил его войска в двух больших сражениях, на суше и на море. Так апостол во царях стал единодержавным правителем Востока и Запада, повелителем всей Римской империи. Христиане, дотоле мечтавшие только о том, чтобы их не преследовали за веру, не отбирали храмов и дозволили мирно молиться в них Господу, неожиданно получили не только это, но и гораздо больше – могущественнейшего покровителя, императора-единоверца.
Однако не силой и властью святой Константин вершил апостольское дело – утверждал в своих владениях Христово учение любви. Ни в Медиоланском эдикте, ни в последующих своих указах – нигде и никогда благоверный император не объявлял христианство обязательной религией для своих подданных. Вера в Истинного Бога никому не навязывалась и не предписывалась. То был истинно христианский подход: Небесный Царь даровал свободу воли Своим созданиям – так какое право имеет земной царь ограничивать эту свободу?