Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга первая. Март, апрель, май - стр. 75
Стремительное усиление Твери началось незадолго до возвышения Москвы. Бывшая в начале XIII века всего лишь построенной новгородцами «порубежной крепостцой», Тверь за несколько десятилетий превратилась в один из крупнейших русских городов. Правители Твери уже бывали великими князьями, и многим казалось, что Тверь, а не Москва должна первенствовать на Руси. В начале XIV века между князьями Михаилом Ярославичем Тверским (Михаилом III) и Георгием Даниловичем Московским разгорелась борьба за великое княжение. Князь Михаил Тверской (1271–1318) был святым человеком – благочестивым, самоотверженным, добрым, любимым в народе. Князь Георгий Московский не унаследовал добродетелей святого своего отца, благоверного князя Даниила, – это был самолюбивый, властный, мстительный человек. На родине он казался чужим, так как больше времени проводил в Орде, чем в Москве. Однако князю Георгию удалось завоевать расположение хана Узбека, так что хан даже отдал ему в жены свою любимую сестру Кончаку, в крещении названную Агафией.
В споре о великом княжении формально был прав благоверный князь Михаил Тверской, являвшийся старшим в роде. Но какое было дело хану Узбеку до законов наследования, принятых в подвластной ему Руси? Исходя из верховного права «кого хочу – жалую», хан дал ярлык на великое княжение своему другу и зятю Георгию Московскому.
Благоверный князь Михаил подчинился решению хана, но его сопернику и этого казалось недостаточно – князь Георгий решил отомстить и пошел войною на Тверь. Войска Московского князя были разбиты, при этом попали в плен его жена и ордынский полководец Кавгадый. Случилось несчастье: Агафия-Кон-чака умерла в тверском плену. Хану Узбеку донесли, что его сестра отравлена по приказу князя Михаила.
Конечно, святой князь не был замешан в гнусном злодеянии. Но кому должен был верить хан Узбек: собственному зятю Георгию и своему военачальнику Кавгадыю или неведомому тверскому мятежнику? Благоверный князь Михаил ехал в Орду по вызову хана, уже зная, что падет от клеветы. Сам князь-страстотерпец считал себя жертвой умилостивления. Он говорил: «Я всегда любил Отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий. Буду доволен, если хоть смерть моя успокоит землю Русскую».
Весть о том, что святой Михаил сложил голову в Орде, скорбью отозвалась на Руси. Но разве виноват хан Узбек, изрекший суд над тем, в ком видел убийцу своей сестры и разжигателя смуты? Нет, до мученической кончины довело благоверного князя Михаила коварство его соперника, закосневшего в междоусобной вражде. Даже палачом князя-мученика стал не ордынский воин, а некто Романец, очевидно один из приближенных князя Георгия.