Сломанное сердце - стр. 5
– Повторите.
Я сначала порываюсь спросить меню, но потом понимаю: ничего не хочу – ни пить, ни есть, ни находиться здесь. Зачем себя мучить? Зачем притворяться?
– Ладно, – встаю я из-за стола. – Пришла повидаться. Повидалась. Могу уходить.
– Лер, ты что, уже? – приподнимается следом Захаров. – Ты же только что пришла, даже не пообщались толком.
– Да, Лер, останься, – лепечет сконфуженно Юлька.
– Не, ребят. У меня дела. Я только зашла поздороваться. – Перевожу взгляд прицельно на Марка и с ударением добавляю: – И попрощаться.
***
Гаевский догоняет меня уже на улице.
– Лер! Стой! Давай поговорим?
– О чем? – как можно безразличнее спрашиваю я. – Я с обиженными трусливыми мальчиками разговоры не веду.
– Зачем ты так? – оскорбляется он.
– Как? – приподнимаю бровь, будто искренне его не понимаю.
– Ну… трусливыми… обиженными… зачем это? Где я трусил?
– А-а, то есть этот твой спич в мою честь, который начался словами: «Сейчас я напьюсь, наберусь смелости и порву с ней» – это образец мужества?
Марк опять идет пятнами, мнется и, наконец, зло бросает:
– А ты могла бы не подслушивать, а показать, что пришла. Тоже не слишком-то красиво это…
Вот тут мне от его претензии становится даже смешно.
– Ну занеси ещё один пункт в свой список моих недостатков. А теперь скорее вернись и всем об этом расскажи.
– Ты можешь меня хотя бы выслушать?
– Могу, но не хочу. Успокойся, Гаевский. Просто пойми: мне обсуждать твои обиды неинтересно. Это тема вообще мимо меня. Ты лучше правда возвращайся к Соньке, Юльке, мальчикам. Им рассказывай дальше, какой ты весь обиженный. Может, даже кто-то из них смилостивится и тебя приютит. Или к маме с папой вернешься? Ключ только отдать не забудь от моей квартиры.
Я отворачиваюсь и иду к машине. Марк зачем-то тащится следом.
– Лер, ну, давай поговорим нормально? – теперь у него просительный тон.
– Неинтересно, – не оглядываясь и не останавливаясь, бросаю я.
– Да вот всегда ты так! – опять взвивается он. – Потому у нас ничего и не вышло! Ты никогда никого не слушаешь! Ты же у нас одна всё знаешь лучше всех!
Пиликнув сигналкой, открываю дверцу и сажусь на водительское место. Скидываю туфли на шпильках, надеваю разношенные конверсы. Марк вертится рядом, продолжая истерить.
– Тебе всегда всё неинтересно!
– Ошибаешься, Гаевский, – улыбаюсь я. – Не всё и не всегда. Но твоё нытьё и жалобы – это скучнее не придумаешь.
– Высказать свое мнение – это у тебя нытье? – в который раз оскорбляется он.
Потом вдруг хлопает ладонью по крыше моей машины и заявляет с вызовом:
– А знаешь что? Ну и катись! Я ведь правду сказал им. Ты – деревяшка, а не женщина. Во всех отношениях. И в постели – полный ноль. С резиновой Зиной и то удовольствия больше, чем с тобой. Мне ещё медаль надо дать за то, что так долго жил с… бревном. Да, Лера, ты – бревно. Льдина. Бесполое существо. Оно.