Сломанное небо Салактионы - стр. 18

– И приносить полпенни за тысячу проигрышей! Сможете купить Салактиону. Или даже обе, – добавил геолог.

Кутельский недоверчиво посмотрел на Абуладзе, потом на Монику.

– Что вы на меня так смотрите? Разве мы прилетели сюда не ради денег? – разошелся геолог. – Вот я честно признаюсь, чтобы все мои долги вернуть, я должен работать на «Гала-Гео» еще 478 лет! Если чуда не произойдет. А чудес в наши прагматичные времена, увы, не бывает. Салактиона – рай, но даже здесь я не чувствую себя свободным из-за долгов!

– Чарли, а давай, я тебя зарегистрирую в облаке композиторов-любителей? Их музыку иногда покупают. И даже по чуть-чуть платят! – смешинка из голоса Моники никуда не делась.

Кутельский обиженно пожал плечами и не ответил.

– Ладно, Чарли, полетаем сегодня? Все позавтракали? – Лев Саныч оттолкнулся обеими руками от подлокотников кресла и пружинисто встал.

Подошел к комплексу связи и взглянул на пустой экран входящих сообщений:

– Моника, странно, но вас почему-то не хватились. Дела-а-а…

Добиться полного слияния с техникой. Дождаться момента, когда начинаешь чувствовать себя частью гидроплана. Его деталью. Лишь после этого ты можешь называть себя пилотом и не опасаться того, что флаер тебя подведет.

Чарли Кутельский всегда ждал этого сладостного ощущение, которое приходило само по себе, и которое нельзя было вызвать по своему желанию.

Пока симбиоза не произошло, но он был уверен: еще немного и…

Чарли крутанул штурвал, и легкий флаер, послушный пилоту, выполнил вираж.

– Ого!

Только после возгласа Моники Кутельский вспомнил, что девушка не пристегнута, а стоит между парой сидений и грузовым отсеком.

– Прошу прощения, увлекся, – он скосил глаза на равнодушное лицо геолога.

Моника отпустила спинку кресла Абуладзе и посмотрела побелевшую руку на свет. На девушке были вчерашний топик и шортики, в которых она выглядела очень спортивной и подтянутой.

Чарли выровнял гидроплан и выглянул в боковое окно.

Вертикальный мир Салактионы, освещенный Гизой, был виден как на ладони. Воздух над морем оставался чистым. Береговой черты не было, там клубился густой зеленый туман, из которого торчали исполинские скалы.

– Эта зеленая гадость и есть зигрит? – уточнил Кутельский.

Он слышал дыхание Моники. Девушка тоже смотрела в окно у него за спиной.

– Насколько я помню физику, – поддержала она разговор. – Прилив должен выталкивать зигрит выше, ближе к станции. Но этого не происходит. Почему?

– Зигрит легче воздуха только на солнце. Едва Гиза уходит за горизонт, даже незначительного понижения температуры достаточно, чтобы зигрит выпал в виде осадков.