Следствие ведет Баба Яга - стр. 4
Дыхания у оперных дарований, пусть даже поскромнее примы и покойного тенора, хватало, и стихийный хор бушевал минуты три. Пока не выдохся настолько, что Ундерфельду удалось перекричать подчиненных и сообщить, что величайшая утрата этого вечера — безвременно погибший исполнитель главной партии тенор Кантонатти, талант во цвете лет, любимец публики, как местной, так и заграничной.
Но мало этого, пропала дебютантка, девица Зольвин. Ее роль поскромнее Оралинды, но всё же, на это чистое юное сопрано в завтрашней премьере возлагались немалые надежды. Пока — тщеславно-критические, а в будущем — кассовые. И вдруг такой удар!
— Когда заметили пропажу? До или после обнаружения тела тенора?
— Да, в общем, одновременно, — вальяжно ответил бас-баритон Ефим Мурилло, играющий злодея и певший тот роковой акт «Призрака любви» вместе с примой. — Мы и без огневеда знали, что дело неладно, когда ни Зольвин, ни Антоша к своему явлению на сцене не возникли. Сперва подумали… гм, гм, что задерживаются. Потом забеспокоились. Надо ведь и совесть иметь! О товарищах думать! Генеральную поём, шутка ли? Матерь ваша, Мельпомена Ивановна! Но тут Ундерфельдик прибежал, руками машет дирижеру, глаза выпучил, мол, дядя, глуши шарманку! Оркестр, конечно, сбился, потом — в крик. Оралиндочка от неожиданности чуть не сорвалась на верхней ноте, тоже в крик… ну и я пару слов тёпленьких успел выдать на басах, пока разобрались, что репетиции не будет. Форс-мажор, таксск-зать.
— Значит, у вас то же алиби, что у певицы? Вы двое пели на сцене? А остальные — кто в оркестровой яме, кто — за кулисами, готовились к выходу на общий хор, но все друг дружку видели? Ну-ну. Режиссёр сего действа кто?
Яга совершенно не ожидала увидеть на всех лицах, не скрываемое гримом замешательство. Ундерфельд вылез вперед, спасая честь театра.
— Видите ли, Ягда Сычовна, у нас того… свободный театр. По художественно-постановочной части я по мере сил совмещаю, и для первой прикидки костюмов и декораций художника-постановщика приглашаем. А так — каждый лепит, так сказать, образ своего героя, как хочет. Звезды у нас опытные, понимающие, я им не указ, не диктатор, сами всё знают. Мы только с помощником из зала глядим, говорим, как лучше встать, чтобы всех хорошо видно было и свет правильно падал. Нет у нас постороннего режиссера.
— Мда, славненько. А композитор у оперного творения имеется?
— Ну как же без него-то? Сам Изъянкин, знаменитый не то что в Глоримунде, а на весь Розалинд, руку приложил. Его и слова, и музыка, и либретто.
— И где он? — Яга повернулась к оркестру, заглянув орлиным взором в оркестровую яму.