Сладкий лжец - стр. 34

Эмма оглядывалась по сторонам, словно оценивая обстановку и соображая, как действовать. Я не винил ее. Это неловко – оказаться втянутым в чужие схемы.

Моя бабушка – зло во плоти. Я всегда это знал. Черт, меня всегда забавляло, когда она обращала свои злобные силы против других, и, наверное, по этой самой причине я мучился на этом адском чаепитии. Карма – та еще стерва.

Я посмотрел на путь отступления. Шансов сбежать было мало.

Мами́ обратила свой орлиный взор на меня.

– Титу́, твоя чашка.

Подавив вздох, я протянул ей хрупкую фарфоровую кофейную чашку, которая казалась слишком маленькой для моей руки и могла разбиться от одного неверного движения.

Синие глаза оттенка индиго остановились на мне, золотые дугообразные брови изящно приподнялись.

– Титу́? Это твое прозвище? Ты не похож на Титу́.

Сэл хихикнул, подавившись кофе, а Эмма – черт возьми, даже имя у нее милое – скривилась, будто ей только сейчас пришло в голову, что, возможно, она груба.

Мами́ рассмеялась добрым и нежным смехом.

– В некотором смысле это означает «маленький мальчик».

Глаза Эммы расширились, когда ее взгляд метнулся к моему телу. В груди вспыхнуло пламя. Я проигнорировал это. Но пропустить мимо ушей легкую хрипотцу в ее голосе не смог.

– Маленький мальчик?

Я в аду.

Мами́ снисходительно улыбнулась.

– Ну, какое-то время он был маленьким.

– Должно быть, когда ему было два года, – добавил Сэл вполголоса.

Я бросил на него взгляд, и он подмигнул мне, прежде чем послать воздушный поцелуй.

– Два? – Мами́ покачала головой, а затем отхлебнула кофе. – Нет. Мой Титу́ был маленьким довольно долго. Только когда он начал играть… – Она прервалась так резко, что чуть не задохнулась, ее белоснежная кожа побледнела еще сильнее.

Внутри меня все сжалось и перекрутилось. Я почти привык к этому ощущению, теперь это случалось так часто. Лучше почти не стало.

Маленькая морщинка пробежала между бровями Эммы, когда она поняла, что что-то не так. Но Мами́ быстро собралась и натянула на лицо широкую улыбку.

– Играть, бегать и так далее. Это, должно быть, пробудило в нем желание расти. И, кстати об аппетитах, давайте поедим. Эмма, дорогая, ты просто обязана попробовать что-нибудь из этого.

Мами́ нравилось предоставлять богатый выбор угощений: на столе стояли различные макароны[24], тарелка сдобного печенья, наполовину пропитанного горько-сладким гана́шем[25], пирожные с апельсиновыми цукатами и кардамоном и мой личный фаворит – Париж-Брест[26] с малиной.

Эмма колебалась, разглядывая различные подносы, расставленные на столе. Ее глаза остекленели, розовые губы раскрылись с тихим выдохом. Тоска и похоть слились воедино. И вот так просто я завелся.