Сладкий лжец - стр. 36

Но образ застрял в голове. Я увидел ее в солнечном свете: золотые волосы разметались по моей смятой подушке, губы припухшие и мягкие. Проведя рукой по лицу, я попытался собраться. Нет уж, нельзя думать об этом. Взгляд Сэла столкнулся с моим, и выглядел он так, словно находился примерно в двух секундах от того, чтобы расхохотаться до упаду. Ага. Он точно знал, как сильно на меня повлияла эта ситуация.

– Только представьте, а? – сказала Эмма, все еще улыбаясь.

Я знал, что она говорила об упражнениях, но мой вновь обретенный сексуальный инстинкт воспринимал это по-другому, и я продолжал представлять нас в постели. Адский ад.

Мами́ снова пожала плечами.

– Как и сама жизнь, еда предназначена для наслаждения. Никогда нельзя вступать с ней в войну, ведь мы редко побеждаем.

Улыбка Эммы походила на сияние солнца.

Я отвернулся и сфокусировался на Мами́. Она уговаривала Эмму выбрать пирожное. Впервые за все время в моем животе свернулся клубок нервов. Люди ели то, что я готовил, в течение многих лет. Мне было все равно, что они думают об этом. Выпечка и готовка – хобби, которыми я занимался только для себя и больше ни для кого. И все же, вот он я, желаю произвести впечатление на женщину с помощью приготовленных мною вкусностей.

Эмма прикусила щеку изнутри, и на ней появилась небольшая ямочка. С таким взволнованным выражением лица она походила на милого ребенка.

– М-м-м. Я даже не знаю. Все выглядит таким вкусным. – Она оторвала взгляд от угощений и оглядела всех нас. – Что посоветуете?

Сэл принялся ратовать за печенье. Мами́ начала предлагать торт.

– Брест[27]. – Слово вырвалось у меня изо рта рычащей командой.

Дерьмо.

Глаза Эммы расширились.

– Что, прости?

Сэл усмехнулся.

Ерзая на стуле, я боролся с желанием сбежать.

Ни при каких обстоятельствах не думай о ее голой груди, придурок.

Да уж, слишком поздно.

– Париж-Брест. – Дернув головой, я кивнул на пирожное в форме колеса. – Это десерт, названный в честь велогонки на рубеже девятнадцатого века.

– Ах. – Она покраснела. Так мило. – Верно. Брест.

– Он очень вкусный, – сказала Мами́, прекрасно скрыв свое веселье. – Заварное тесто – знаешь, как в эклерах, – и начинка из крема пралине, а сверху свежая малина.

– О да, пожалуйста.

Прежде чем Мами́ успела потянуться за сервировочным ножом, это сделал я. Ничего не мог с собой поделать. Если Эмма собиралась съесть что-то созданное мною, я намеревался обслужить ее сам.

Даже если наблюдение за тем, как она ест, в итоге прикончило бы меня.

Она взялась за край стола, будто пытаясь удержать себя от того, чтобы преждевременно не схватиться за тарелку. Жадная девчонка.