Скуки не было - стр. 77

Из этого непосредственного, живого чувства, вот из этого круженья головы и ломоты в сердце вырастает у него прочное убеждение:

Перечитывая (и переписывая) сейчас эти стихи, вспомнил такой случай.

В писательском Доме творчества в Коктебеле кормежка была такая же, как во всех других таких же домах, – нарпитовская. Но на сладкое к ужину иногда давали эклеры с заварным кремом, о которых наши – и не только наши – жены говорили, что таких теперь уже нигде больше не отведать. Они напоминают им те, что до войны продавались в знаменитом московском кондитерском магазине в Столешниковом переулке. А теперь даже и там таких уже не бывает.

Эклеры эти изготовлял местны старик-повар, каким-то чудом сохранивший ту, старую, довоенную – а может быть, даже и дореволюционную – традицию, какие-то старые рецепты, ну и, разумеется, сам бывший мастером этого дела самого высочайшего класса.

И вдруг – сенсация.

Старик проворовался. Украл восемь килограммов сливочного масла. И его будет судить выездная сессия суда, прямо вот здесь, в нашем Доме творчества.

В тот день, когда ожидали прибытия судьи и народных заседателей, с раннего утра на набережной возле столовой толпились взволнованные обитатели Дома. Разбившись на группы, они обсуждали событие. Мнения были разные. Кто говорил, что жалко старика, которому теперь грозит тюрьма. Кто – что так ему ворюге и надо. Женщины сокрушались, что никогда больше им уже не отведать этих изумительных эклеров, напоминавших им их довоенное детство.

Я сразу увидал Бориса. Он не примыкал ни к одной из групп, держался особняком. И, в отличие от всех собравшихся, одет был не по коктебельски: не в шортах и безрукавке навыпуск, как обычно, а в брюках и свежевыглаженной городской рубашке с длинными рукавами.