Северный Удел - стр. 36
Майтус ревностно проследил за тем, как медь переходит в детские ладони.
– Благодарствуйте, господин.
– Благодарствуйте.
– Ну все, бегите, – сказал я.
– Брысь! – взмахнул рукой Майтус.
Мальчишки сорвались с места. Розовое утро на мгновение облило их будто глазурью. Один, обернувшись, показал язык.
– Это вам, господин? – удивленно спросил кровник.
– Нет, это тебе.
Мы вернулись к черному кухонному ходу.
Дворник покинул крыльцо и теперь возился в открытой дровяной пристройке. Повизгивала пила-ножовка.
– Ты иди, Майтус, – похлопал я кровника по плечу. – Распорядись по шарабану, позавтракай.
– А вы?
– А я сейчас… Иди-иди…
Дождавшись, когда за Майтусом закроется дверь, я скользнул в пристройку. Дворник поднял голову на звук шагов. Шмыгнул носом:
– Оно ж нашли пострельцов…
– Нашел, – я встал у хлипких козел.
Пахло опилками и землей. На длинном гвозде висел масляный фонарь с битым стеклом.
Дворник вжикнул, сдирая кору, пилой по липовой ветке. Потом выпрямился:
– Ну и че сказать хошь?
Он воинственно вздернул бороду.
– Да так, – я пожал плечами, – все гадаю, куда это царапина у вас со щеки делась, господин пристав.
Несколько секунд дворник буравил меня глазами, потом расплылся в улыбке:
– Нет, узнали, что ли?
– Узнал.
– Ну шож тогда… – Лжедворник протянул руку: – Капитан Тимаков, тайного отделения…
– Я так и подумал. Это, надеюсь, настоящая фамилия? – Я с ухмылкой пожал крепкую, короткопалую ладонь.
– Обижаете!
Голос его отвердел и утратил просторечный говорок.
Мы, не сговариваясь, присели на поставленные у дощатой стенки чурбачки.
– А раньше, – сказал я, – еще и усы были обер-полицмейстерские.
– Так в образе… – Лжедворник Тимаков расправил фартук на коленях. – Сейчас вот тоже страсть сколько клея на бороду извел!
– Меня сторожить приставили?
– Есть маленько. А еще двое с парадного сторожат.
Я покивал.
Сагадеев, похоже, не собирался больше мной рисковать. Зная его хватку, я предположил, что три человека – далеко не все, кто задействован в охране моей персоны.
Оно, честно, и спокойнее.
Я посмотрел на лжедворника и лжепристава. В нем чувствовалась северная кровь, белесая, с примесью черненого серебра, мы с ним даже состояли в дальнем родстве, пусть красные с бирюзинкой тона и едва читались.
По крыльцу к выгребной яме спустились поварята, с разных сторон держа за ручки кастрюлю с помоями. Тимаков прошелся по ним острым взглядом. В разошедшейся на пласты реальности тонкие белесые жилки, выстрелив, легко коснулись поварских курток.
– Проверяете? – спросил я.
– Угу.
– Ловко.
– Учитель был хороший. – Капитан достал папироску из-за уха. – Жалко, что только это и могу. В остальном фамилией не вышел.