Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - стр. 19
В газетах были две маленькие заметки о профессоре Вагнере. Сообщалось, что сегодня после обеда он выступит в университете с лекцией.
Стюардесса почти шепотом спрашивает, нужно ли мне что-нибудь, и я поднимаю голову от ноутбука. У нее в руках мой пустой стакан, она смотрит на меня, слегка улыбаясь, и ждет ответа. Я даже не заметила, как эта высокая блондинка в синем костюме подошла и забрала мой стакан. На этот раз она ведет себя и разговаривает еще вежливее.
Я благодарю и говорю, что мне больше ничего не нужно. Пить портвейн я больше не могу. Да и ноги начали затекать: надо прерваться, встать и походить, сходить в туалет, а потом выпить воды.
2
Когда я вышла из университета, дождь уже прекратился, на дорогах были лужи. Небо по-прежнему было затянуто тучами, но время от времени солнце пронзало их, словно копьем, и било по куполам мечетей, корабельным трубам, крыльям ныряющих в море чаек.
Подъехав к отелю, я сразу с волнением оглянулась, нет ли поблизости белого «рено». Его я не увидела, однако на душе все равно было неспокойно. Может быть, они припарковались подальше или подъедут позже.
Я подошла на ресепшн и спросила о профессоре. Молодой сотрудник развернулся к шкафу с ключами:
– Ключ он оставил. Я не уверен, но, кажется, мужчина вышел.
Было без пяти одиннадцать. Должно быть, Максимилиан встал рано и пошел прогуляться, подумала я и села ждать его в лобби. Там пожилые муж с женой, в которых я узнала американцев, разложили перед собой карту Стамбула и пытались наметить маршрут.
Через несколько минут вошел профессор. Он выглядел бодро и держался прямо. От вчерашней усталости не осталось и следа, Вагнер выглядел отдохнувшим. Под расстегнутым черным пальто на нем был надет серый фланелевый пиджак, а на шее повязан светло-голубой галстук. Он поприветствовал меня, снова сняв шляпу. Я улыбнулась, давая понять, что этот жест мне очень понравился, и поздоровалась в ответ.
– Вы долго меня ждете? – голос у профессора звучал живее.
– Нет, только что пришла. Еще и одиннадцати нет.
– Я немного прошелся после завтрака, – сказал он, словно оправдываясь. – Ведь эти места мне знакомы. Но Пера[17] изменилась, стала совсем другой, я с трудом узнаю́.
По сравнению со вчерашним днем он был более разговорчив.
– Она даже при мне изменилась, а в ваши времена кто знает, что здесь было.
– Помню, улица Истикляль была самым модным местом Стамбула, но, честно говоря… Сейчас словно развлекательный центр.
– Это вы еще мягко выразились. Говорите сразу: «испортилась», я не обижусь.
– Нет, я не это имел в виду. Города меняются, меняются районы, люди. Я достаточно повидал в жизни, чтобы это понимать.