Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - стр. 18
Подходя к своему кабинету, я увидела, что у двери ждет Сулейман.
– Доброе утро, абла! Я к тебе по делу.
– Заходи.
Он широко улыбнулся:
– Как дела?
– Хорошо. Говори, что хотел, я спешу. Несу документы ректору.
– Я как раз об этом.
– О чем?
– Ректор тебя любит… У меня двоюродный брат есть, Хусейн. Я вот думаю, ты бы сказала ректору про него, он бы его пристроил уборщиком или чай разносить.
«Теперь ясно, почему он вчера был такой добрый», – пронеслось в голове.
– Я не могу о таком просить ректора, – ответила я. – У тебя языка, что ли, нет, сам скажи.
Он посмотрел на меня с обидой и злобой. Я решила сменить тему.
– Нам в одиннадцать надо быть в отеле, – продолжила я мягко. – Во сколько поедем?
– В десять нормально будет, – ответил он холодно. Голос был не обиженный, а скорее злой. Но и злоба была не так явно слышна.
Вот такой затаенный гнев на самом деле гораздо опаснее. Ты узнаешь об этом еще в молодости. Открытая злоба обычно создает временные затруднения. Но если человек подавил свой гнев, если ты это почувствовал, тогда берегись. Затаенная злоба может навлечь беду позже.
Наверное, не надо было вот так прямо говорить Сулейману, что я не буду ему помогать. Так на Ближнем Востоке дела не делают. Вот сказала бы я: «Хорошо, я похлопочу о твоем брате», не было бы проблем.
На самом деле хлопотать перед ректором было не обязательно, я могла долго кормить Сулеймана обещаниями. И пока он надеялся, был бы со мной как шелковый, обращался бы вежливо. Каждый вечер подвозил бы меня до дома.
Даже когда стало бы ясно, что ничего не выйдет, он бы все равно оценил, что я ради него постаралась. К тому же за это время он бы отчасти привык обращаться со мной хорошо, так бы и продолжалось.
По правде говоря, на Ближнем Востоке между враждой и дружбой путь короткий, однако Сулейман был не только ближневосточным мужчиной, но, как все турки, еще и европейцем. Я могла бы извлечь для себя пользу из того, что порой он проявлял как западные, так и восточные черты.
Но поскольку я не пыталась обратить подобные ситуации в свою пользу, то в очередной раз страдала, живя в обществе, принадлежащем одновременно и западной, и ближневосточной культуре. А точнее, в обществе, которое не относилось ни к одной, ни к другой…
Сославшись на дела, я оставила Сулеймана и села за стол. Он же развернулся и вышел, прихватив с собой свою скрытую злобу.
Я начала быстро просматривать свежие газетные статьи. С этого начиналось каждое мое утро: найти новости, связанные с университетом и, в особенности, с ректором, выбрать представляющие интерес и собрать их в папку для ректора.