Семейное дело - стр. 2
До того дня я приезжал в столицу четырежды. На воинскую службу и обратно и транзитом на похороны бабушки. Все четыре раза моя любознательность ограничивалась названием станций метро. Москвы я не знал. А зря! Оказывается, все четыре раза я находился в километре от отца. Но электропоезд так же бесстрастно сокращал между нами расстояние у станции метро «Таганская» как минуту спустя отвозил меня прочь.
После кладбища я с Таганки прошёл на Солянку пешком.
День-другой, рассуждал я, – и можно возвращаться домой. Разберусь с вещами отца, поблагодарю организаторов похорон и того, кто вызвал меня…
Тут-то была первая странность. По линии матери родственников у меня не осталось. О родственниках отца я никогда не слышал. Его вторая жена умерла годом раньше (её имя «Валентина Николаевна Чаева» было высечено на надгробье рядом).
В жилуправлении, где я брал ключ от квартиры, мой паспорт и документы, подтверждающие родство, дотошно изучили. На работе отца могли и не знать, где я живу: он не отказывался от меня и сам высылал деньги. А потом я вырос.
В те времена не было мобильных телефонов и смс. Поэтому вторая странность заключалась в том, что в телеграмме, которую мне прислали, не был указан отправитель, зато значился адрес отца. Вероятно, человек, её отправивший, знал о наших отношениях с ним. Точнее, о том, что никаких отношений не было, и я мог не знать, где отец живёт. То есть отправитель был покойному не чужой. Но вызвал он меня лишь через десять дней после похорон, когда все траурные мероприятия были завершены и встретиться, скажем, на поминках со знакомыми отца я бы не смог: в этом третья странность.
Особого значения этим вопросам я тогда не придавал. Решил, может, вечером кто-нибудь из его знакомых позвонит.
2
У отца оказалась просторная квартира. Четыре комнаты, почти в центре города. Окна дома выходили на три стороны: в тихий уютный сквер во дворе, на узенькую пешеходную улочку и в переулок со старинными домами.
Во всех комнатах стеллажи книг в красочных переплётах от пола до потолка; мебель, сделанная на заказ; стеклянные шкафы опять же с книгами и с африканскими масками, выставленными как на витрине. В комнатах прибрано. Паркет блестел. На письменном столе печатная машинка в футляре и настольная лампа. Очевидно, его кабинет. Увесистые гантели в углу на половичке – спортивное пристрастие отца. В туалете жестянка с песком для кошки. Живая душа скрашивала его одиночество.
Эти предметы были немы для меня. Они не воскрешали воспоминаний. Я даже не знал, как отец умер. Сухие строки медицинского заключения, аккуратно положенного на рабочий стол: острая сердечная недостаточность. Может, он умер на этом стуле. Сердце остановилось, и его нашли только после того, как взломали дверь.