Седьмая сестра - стр. 32
Григ невольно напел «В пещере», тихонечко, про себя, отбивая языком по нёбу ритм. Бывают же такие ночи! Судьба играет против тебя, заманивает в ловушку, подставляет перед Изнанкой Москвы, но вместо гибели и позора ты получаешь всё! Столько лет безнадежных поисков, пыль архивов, сотни смертей. Отчаяние, разъевшее сердце, утопившее его в чужой крови…
Не увлекайся, Григ, не теперь! Не верь в появившийся шанс на спасение. Не ведись на болотные огни надежды.
Просто карты сегодня оцарапали щеку. Но до этого легли щедрым веером, и в прикупе упали в руку два джокера. Созвучие. И талисман.
Байк прорезал Москву, как слоеный пирог, с хрустом ломая бульвары и улицы, вспарывая мост через ленту реки. Воздух – вязкий черничный джем. Ночное солнце – ломтик цуката, лимонная цедра с ванилью. Горьковский парк, Нескучный сад. Вкусная аура тления от могил Донского монастыря.
Воронцов припарковался в привычном месте, коротким движением изящных пальцев с подсвеченными алым ногтями укрыл чоппер от любопытных глаз. Прошелся пешком, огибая лужи, наслаждаясь мирной прогулкой. Легко вспрыгнул на монастырскую стену, схожий с хищной стремительной птицей. Прислушался к тишине.
Девочка из метро в безопасности. Пусть он отдал ее врагам, но лучшую защиту сложно найти. Ее цепко держит лицевой мир со всеми проблемами и неудачами, но скрипачка чувствует музыку сущего. Людей, предметов, явлений. В шипах девочки запуталась птица, умирает с пронзенным сердцем и поет кровавую песню. Кто-то пытался ее уберечь, спрятать изнаночные петли души, а они пробивают ткань жизни, выворачивают наизнанку. Не зря Кондашов так завелся, и Фролова ждет интересная ночь.
Но Бюро не выдаст скрипачку.
Она первая, кто расслышал Грига. Вписала собственные дерзкие ноты в творимую им мелодию. За столько лет холода и одиночества нашлась созвучная ему душа!
Григ кратко вздохнул, нахмурился. Довольно лирических отступлений.
День завершен, на задворках ночи уже чувствуется рассвет, кровавый, как вскрытое горло. Тройной союз заключен. Пора держать ответ пред главой.
Он спрыгнул со стены и очутился под узорчатым двойным окном, чуждым Донскому монастырю. Возле памятной таблички, пояснявшей невеждам, что наличники сняты с Сухаревой башни. То немногое, что осталось от дома. От былой мощи ордена Субаш.
Зыбкое марево окутало Грига, будто растащило на молекулы тело. Миг – и под монастырской стеной остался лишь отзвук мелодии, похожей на гул рассерженных ос.
Нервы сдали, и я расплакалась, совершенно по-детски сорвавшись.
Меня снова догнал липкий страх, накрыло ощущением близкой смерти. От того, что погиб талантливый парень, спевший на свадьбе арию Демона, сделалось так тоскливо, будто он умер из-за меня, подставился под пули, закрыл от кинжалов. Принял удар, предназначенный мне. Если бы не Григ Воронцов…