Сделка - стр. 44
Мне пришло в голову попросить у него защиты: а вдруг бы не отказал? Но я задавила эту мысль в самом зародыше: не хватало еще демонстрировать, что я готова поссорить отца и сына между собой! У меня не было детей, но я ощущала всю глубину любви, которой окружали меня мама с папой. И еще лучше помнила безысходное отчаяние, порожденное нарушением этой святой связи – когда мой младший брат поссорился с родителями, решив не довольствоваться судьбой безымянного, и ушел в моря, из которых не вернулся.
Да Келлфер размажет меня как мокрицу, если я заикнусь о таком!
–Вы говорили, он добрый человек, – вместо этого напомнила я дрогнувшим голосом. – Он может не захотеть меня принуждать.
–Может, – тихо заметил Келлфер, наклоняясь над сыном.
12.
Когда я проснулась, то первым, кого увидела, был Дарис. Он подоткнул одеяло, которым я была укутана до самого подбородка, и, ничего не говоря, встал с набитого сеном тюфяка, служившего мне кроватью. В лице его не было злости и не было похоти.
–Я долго… – Голос сипел, мне пришлось прочистить горло. – Я долго спала? – И не дожидаясь, ответа, выпалила: – Ты как?
Дарис пожал плечами. Он стоял ко мне спиной. Свечу он оставил у входа в мой маленький грот, и в ее неверном свете его силуэт был жестким и черным и продолжался длинной тенью.
–Лучше, – сказал он, не оборачиваясь. – Все осознаю и все помню.
Интонации его голоса тоже изменились. Он говорил как очень уставший человек. Я привычно обратила свой взор внутрь него и встретилась с такой оглушающей болью, что охнула. Дарис ощущал себя преданным, раздавленным, опозоренным, но более всего его пугало, что он успел разрушить то, что уже не сможет починить. Ему было больно и стыдно смотреть на меня, и это казалось таким несправедливым, что на мои глаза навернулись слезы.
–Дарис, пожалуйста, прости, – прошептала я. – Я виновата. Прости.
Он резко обернулся, и я в его мыслях полыхнула ярче свечи. Я спешно ретировалась, почему-то чувствуя, что не имею права смотреть. Это было тем удивительнее, что такое чувство не возникало раньше, когда он раздевал меня глазами и фантазировал о том, как проникает в упругую и горячую глубину моего тела. Тогда я отворачивалась с отвращением и страхом. Сейчас же знать, что он думает обо мне, и видеть себя его глазами было по-настоящему неправильно. Даже закрывшись, я продолжала фоном ощущать его настроение – как непроизвольную дрожь тела, как падение в пропасть без дна.
–Я тебя почти изнасиловал.
Я помотала головой.
–Не вини себя.
–Не один раз. И мне понравилось.
Дарис прислонился спиной к стене, закинул голову, мягко ткнувшись затылком в камень. Глаза его были закрыты. Смягченный страданием жесткий профиль и немного растрепанные волосы, скованные движения мощного тела – он выглядел человечным, сильным, сломленным, надеющимся, съедавшим себя и несчастным.