Размер шрифта
-
+

Сашенька. Последний год. Записки отца - стр. 19

Замечательна была его реакция. Переговоры с ним велись через нашего друга – В. Н., блестяще знающего английский язык. Так вот, когда В. Н. позвонил и сообщил наше решение, доктор Сигел сказал, что вполне понимает его, что, возможно, и сам бы так думал на нашем месте, что к родителям таких больных надо относиться бережно, поскольку они сами находятся как бы в болезни, в неврозе, и многие из них отказываются от дальнейшего лечения после первого приступа. Однако, когда наступает второй приступ, вновь прибегают к «противной» медицине, но тогда уже бывает трудно помочь. Поэтому, если родители передумают, он к их услугам. Все это произошло в ноябре. Отказавшись, мы не жалели о содеянном, – Сашуня чувствовала тогда себя с каждым днем все лучше и лучше, и нам казалось, что внутреннее чувство, приведшее нас к решению, не обмануло нас.

Где-то вскоре, в конце ноября – начале декабря, откликнулся коллега из Германии, из города Бохума – Вольфхард Матеус. Он, а также профессор Христиан Саппог сделали нам следующее предложение: за счет немецкого Фонда помощи раковым больным приехать в специальную клинику реабилитации для онкологических детей «Катариненхёге», которая расположена на юге Германии, в горах на высоте 1000 м, в Шварцвальде. Время приезда – с 6 марта по 3 апреля, обязательное условие – приезд всей семьи[3]. Насколько мы сомневались и с трудом принимали решение относительно американского предложения, настолько легко и сразу пришли к согласию относительно этого варианта. Да, конечно, мы хотим поехать в Германию, в эту реабилитационную клинику, там закрепить Сашенькино здоровье, и мы все будем вместе и отойдем от пережитого. 17 января пришло официальное приглашение от руководства «Катариненхёге», и мы начали оформлять документы для отъезда.

Но время надежд длилось недолго. Сашенька иногда вела дневничок, и вот в начале февраля она сделала такую запись: «У меня чувствуется слабость, заболела нога, больно ходить, чувствую себя неважно, кажется, что температура». Причем она сначала скрывала это от нас, старалась не показать вида, преодолевала боль в ногах. Но 10 февраля она уже слегла в постель – появились сильные боли в разных частях тела. Высокая температура. Травница, фитотерапевт, которая вела Сашу, растерялась, прекратила назначение лекарств, сникли и все мы – налицо был новый приступ болезни. Мы дали об этом знать в Германию, и оттуда ответили, что в таком состоянии реабилитационная клиника принять нас не может.

Что делать? Документы на выезд с большим трудом и усилием были оформлены, билеты куплены. Мы стали спрашивать, не может ли нас принять в Германии другая клиника, поскольку есть уже начальный благотворительный фонд («юридические» деньги, собранные Ассоциацией коммерческого арбитража, я надеялся также на финансовую помощь моих зарубежных коллег). Но Германия отказывала. Вольфхард Матеус говорил по телефону из Бохума, что нам надо возвращаться в советскую больницу, лечиться там, а потом уже приехать в Германию, в реабилитационную клинику «Катариненхёге», которая согласна нас принять позже, когда ребенок будет в стойкой ремиссии. Как не хотелось идти в советскую клинику! Но мы стали искать каналы, подготавливать Сашу. Но она и слышать об этом не желала. 18 февраля она пишет в своем дневничке: «Мама мне сообщает, что нужно ложиться на обследование. Я решительно против. Мне уже достаточно, что я уже в Институте онкологии пережила с капельницами, и здесь еще мне предлагают снова пережить. Я лично уверена, что если я лягу, мы не поедем в Германию, куда я очень хочу поехать».

Страница 19