Сандалики - стр. 18
Скинув пальто, Лёля набрала номер мамы и, ожидая соединения, прошлась по квартире, щёлкая включателями в каждой комнате, даже в туалете.
Нина Валерьевна не ждала звонка после девяти, её голос прозвучал недовольно.
– Что-то случилось?
Лёля не обратила внимания на холодное приветствие, голос в трубке, пусть даже такой раздражённый, радовал, возвращая в реальность.
– Мам, кажется, я схожу с ума.
– Не мели ерунду.
Лёля выдохнула и повторила уже с меньшей уверенностью:
– Я схожу с ума.
В трубке затрещало, послышалась возня и пристыженный голос отчима на заднем плане. Нина Валерьевна успела за что-то отчитать мужа и снова жёстко и безапелляционно заявила:
– Глупости. Опять придумываешь небылицы. Что на этот раз? Или опять старая программа: принц в зеркале? Послушай меня: это всё от безделья и глупых сериалов. Выйди замуж, и тебе некогда будет придумывать себе сумасшествие.
Лёля ощутила, как привычное отстранённое спокойствие возвращается к ней, обволакивает, усыпляет тревогу. Видимо, и правда, галлюцинация, порождённая богатым воображением и излишком свободного времени.
Она приняла душ, переоделась в тёплую пижаму и, включив радио, уселась на подоконнике. Окно спальни выходило на оживлённую улицу, приютившую круглосуточное кафе прямо напротив квартиры Лёли. Часто она развлекалась тем, что разглядывала посетителей этого заведения и придумывала им жизнь. В её фантазиях никто из заблудших ночных клиентов не был обычным менеджером или учителем. Лёля наделяла их экзотическими профессиями и не менее оригинальными увлечениями. Чаще всего ей «попадались» служители музыки. Грустного мужчину, пившего горький американо несколько дней назад, она назначила омникордистом7. А весёлых шумных девушек, беззастенчиво налегающих на калорийные булочки после двенадцати, сделала участницами китайского коллектива, исполняющими танец «Тысячерукая Гуаньинь»8.
Лёля не играла ни на одном музыкальном инструменте, но музыку обожала. Почти каждое событие в жизни связывала с какой-то песней. Последнее время увлеклась корейскими исполнителями, но стеснялась признаться даже самой себе, что эта музыка будоражит и оживляет, врываясь в её тусклую реальность яркими всполохами. Когда-то она хотела стать пианисткой или скрипачкой, но мама посчитала это бесперспективным увлечением, прямолинейно сообщив об отсутствии у Лёли таланта.
Из окон квартиры можно было увидеть две достопримечательности. Кроме кафе, оживляющего вид из спальни, из окна кухни виднелась часть детской площадки, а точнее, старые качели, на которых малышня почти никогда не каталась. Этими качелями чуть ли не в личное пользование завладела девушка, живущая в соседнем подъезде. В любую погоду каждый день взлохмаченная, похожая на мальчишку школьница усаживалась на скрипучих дощечках и раскачивалась до мушек в глазах. Она ни с кем не общалась, прятала сердитый настороженный взгляд, закрываясь от действительности неопрятными прядями волос. На приветствия не отвечала. Игнорировала всех, кроме местных кошек. Но даже её качельное существование выглядело насыщеннее, чем размеренная жизнь Лёли.