Самайнтаун - стр. 93
Нет, обязан.
– Хм. А бельевые веревки у тебя есть? Нужны они и парочка коробов из-под овощей. Не помню, откуда именно мне это известно, но такое чувство, что я могу смастерить ловушки… Давай попробуем?
Роза улыбнулась и неуверенно кивнула.
– А от твоей свечи можно и другие зажечь, – предложила она в свою очередь. – Если боишься, что одна погаснет, то пусть их станет много. Будут поддерживать друг друга, коль это колдовство какое. Бабушка рассказывала, что так с костром священным делают – от главного, ритуального, факелы зажигают и по домам разносят, чтобы от них уже очаги потом зажечь… Или это не так работает? Я глупость какую‐то сказала, да?
– Нет-нет, вовсе не глупость! Это хорошая идея. Вдруг сработает? Тоже попробуем!
Так началась их жизнь – новая и вместе.
И целых сорок лет это была лучшая жизнь, какую он только мог себе представить. Джек часто прокручивал ее в голове, как старую кинопленку, и удивлялся, как она до сих пор не выцвела и не порвалась. В отличие от того, что было до вязового леса, встречу с Розой он помнил во всех деталях, запахах, цветах, касаниях. Их первую ловушку, которая сработала – поймала на ужин сочного кролика, чей мех потом пошел Розе на перчатки; их первую протечку в крыше, с которой Джек скатился, когда попытался ее заделать; их ночные разговоры, ромашковый чай, карточные игры и то, как они действительно попробовали зажечь от Первой свечи другие, и они оказались такими же голубыми и холодными, тем самым немного успокоив Джека. Он помнил все праздники, которые они отмечали вместе по наитию, даже когда спустя два года зима к ним так и не пришла, а потом не пришли весна и лето. А еще Джек помнил, как начали вырастать новые дома вокруг дедушкиной хижины, и то, как Роза однажды призналась ему, что только здесь, в Самайнтауне, обрела истинный покой.
Оттого Джек сейчас и искал столь яростно того, кто посмел его нарушить.
«Нет, не он».
Джек брел по широким шумным улицам и впервые не обходил людей – они обходили его сами. Обтекали, как вода, разбиваясь об ауру сосредоточенного поиска. Хоть тыква Джека умела выражать лишь те эмоции, которые вырезали в ее корке ножом, сегодня из треугольных глаз тьма смотрела совсем другая – цепкая и липкая. Джек хватался ею за каждого прохожего, и каждый такой прохожий ежился, втягивал голову в плечи и невольно ускорял шаг, будто за ним гнались голодные собаки. Как‐то раз Франц, на котором Джек практиковался, сказал, что на укус собаки это, впрочем, и похоже, ибо, когда Джеку нужно что‐то выяснить, но нет времени или настроения делать это деликатно, он впивается Чувством, как клешнями. Копает, копается, перекапывает.