Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - стр. 16

В случае с историей обезглавливания Иоанна Крестителя, которая составляет параллель рассказу о Страстях Христовых, евангелисты сознательно стремились освободить римского представителя – в данном случае Ирода Антипу – от ответственности за смерть Крестителя, так же как ранее они оправдали Пилата. В случае с Христом они возложили ответственность за распятие на иудеев, а в случае с Иоанном Крестителем переложили ее на плечи двух женщин. Это было удобно, поскольку, как мы видели, женщины изображались как хитрые и беспутные создания, на которых не нужно смотреть, с которыми не следует разговаривать и которых можно терпеть лишь в положении покорности. Недаром считалось, что порочные женщины, например проститутки, могли повлиять на мужчин, поскольку те смотрели на них и говорили с ними. Следовательно, стоит женщинам дать свободу, они сотворят лишь зло. То, как Иродиада и ее дочь воспринимаются и изображаются, и служит выражением этого образа мыслей. Более того, представив главных героев истории – Иоанна Крестителя и Ирода – жертвами двух женщин, евангелисты достигли обеих важных целей: они сняли ответственность за гибель Крестителя с римлян, при этом подспудно осудив их за предоставление женщинам гораздо большей свободы, чем те заслуживают.

Поэтому я полагаю неверным утверждение Психариса о том, что изображение обезглавливания Иоанна в такой жестокой манере было средством, с помощью которого первые христиане в порядке запоздалой мести за казнь пророка демонизировали Ирода Антипу[34]. Как показано выше, евангелисты вовсе не делали этого – скорее наоборот. Как сняли они ответственность с Пилата за казнь Христа и обвинили в ней иудеев, точно так же вина за смерть Иоанна Крестителя была возложена на плечи женщин – Иродиады и ее не названной по имени дочери. Подобно иудеям в истории о Страстях Христовых, эти женщины сыграли роль козлов отпущения в истории о гибели Крестителя.

Как можно видеть, создание мифа о смерти Иоанна Крестителя и причастности к ней Иродиады и ее дочери, который претерпит дальнейшую эволюцию, начинается уже в Евангелиях. Используя приемы античного романа, евангелисты «украшают» свое повествование добавлением в него измененного эпизода с танцем и обезглавливанием, случившегося во времена консула Фламинина, в 184 году до н. э., жестокость которого запечатлелась в коллективной памяти. Это стремление евангелистов к внешнему эффекту наделило их рассказ выразительными подробностями, помогавшими овладеть воображением слушателей и читателей.