Сады Луны - стр. 4
Позвякивая доспехами, на стену рядом с ним вышел солдат, положил прикрытую наручем руку на парапет, и ножны его длинного меча царапнули камень.
– Радуешься, что сам – благородных кровей, да? – спросил солдат, направив взгляд своих серых глаз на тлевший внизу город.
Мальчик внимательно осмотрел солдата. Он уже знал все полковые формы Имперской армии, и этот человек был офицером Второй – элитной, личной гвардии Императора. На тёмно-сером плаще красовалась серебряная фибула: каменный мост, освещённый рубиновыми языками пламени. «Мостожог».
Важные военные и гражданские чины Империи часто наведывались в Паяцев замок. Остров Малаз оставался важнейшим портом, особенно теперь, когда на юге началась Корельская война. Ганос таких уже навидался – и здесь, и в столице, в Унте.
– Так это правда? – храбро спросил Ганос.
– Что правда?
– Первый Меч Империи. Дассем Ультор. Нам в столице рассказали как раз перед отъездом. Он умер. Это правда? Дассем погиб?
Человек вздрогнул, но не отвёл глаз от Мышиного квартала.
– На то и война, – вполголоса пробормотал он, будто говорил сам с собой.
– Вы же из Второй армии. Я думал, Вторая должна быть с ним, в Семи Городах. У Й’Гхатана…
– Худов дух! Они до сих пор ищут его тело прямо в горячих развалинах проклятого города, а тут ты, сын торговца, за три тысячи лиг от Семи Городов знаешь то, что положено знать лишь немногим. – Он так и не повернулся. – Не знаю, откуда эти сведения, но послушай мой совет: держи их при себе.
Ганос пожал плечами:
– Говорят, он предал одного из богов.
Вот теперь солдат обернулся. Его лицо покрывали шрамы, а челюсть и левую щёку уродовал ожог. Но несмотря на это, солдат выглядел слишком молодым для командира.
– Извлеки из этого урок, сынок.
– Какой урок?
– Каждое твоё решение может изменить мир. Лучшая жизнь – та, которую боги не замечают. Хочешь жить свободным, мальчик, – живи тихо.
– Я хочу стать солдатом. Героем!
– Подрастёшь – перехочешь.
Флюгер заскрипел, когда порыв ветра из гавани разогнал завесу дыма. Теперь Ганос чуял запах гниющей рыбы и вечную портовую вонь человечества.
К командиру подошёл другой «мостожог»; за спиной у него была привязана сломанная, обугленная скрипка. Он был жилист и очень молод – всего на несколько лет старше Ганоса, которому едва сравнялось двенадцать. Его лицо и внешнюю сторону кистей покрывали странные оспины, а поверх грязной, видавшей виды формы он носил дикую смесь заморских доспехов и знаков отличия. У бедра висел короткий меч в треснувших деревянных ножнах. Пришедший с лёгкой непосредственностью старого приятеля прислонился к мерлону рядом с первым солдатом.