Садгора - стр. 5
Курсанты сегодня встали раньше, чем обычно. Был банный день и их строем, когда ещё было темно, отвели сначала в городскую баню, где дали сорок минут на всё. По-быстрому помывшись, сдав каптёрщику грязное и получив чистое бельё, курсанты водрузили на мокрые ещё головы шапки-ушанки и стали торопиться на завтрак. После него командование обещало, что как сходите в музей – будет вам бонус, пойдёте тогда в увольнение. Из этого курсантская смекалка сделала вывод: чем быстрее освоим музей, тем быстрее пойдём в увольнение. Бог с ним, с этим обедом в курсантской столовке, где мокрой тряпкой воняет тушёная капуста и жесткая кенгурятина, поставленная из Австралии ещё по ленд-лизу, пойдём лучше голодными в кино, в гости к студенткам педучилища. Они заждались, уж замуж невтерпёж (пишем три слова без мягкого знака на твёрдом конце как отрицание общей общественной теории частной интимной практикой), наречия всегда хотели стать наречёнными, может и вина нальют, да у девчонок завсегда и перекусить найдётся.
На улице стояла великолепная солнечная зимняя погода. От предвкушения променада дым сигарет из почти пятидесяти ртов окутал парадный вход так, что страдающая астмой гардеробщица не поленилась выйти на порог. «И чего это вы окаянные дымите, как паровозы до двадцатого партсъезда. Управы на вас нет. Тут же приличные люди ходят. Товарищ командир, – обратилась она к сопровождающему офицеру, – сделайте одолжение, урезоньте подчинённых, да и для здоровья это вредно». Майор затушил свою сигарету болгарской марки «Ту-134», на пачке которой был изображён взлетающий самолёт, наступив на неё подошвой хромого сапога, и дал команду строиться.
Долговязый, со впалыми щёками и кривыми ногами замкомвзвода старший сержант Родион, до этого прослуживший почти два года в конном «Мосфильмовском» полку, осмотрев вставших в строй курсантов, ещё раз пришёл к убеждению, что красота – она в единообразии, когда все одеты одинаково, похожи друг на друга и никто не выделяется. А нарушение формы одежды есть ничто иное, как нарушение красоты, такого он, принимавший участие в съёмках массовки батальных сцен и на этом основании считавший себя разбирающимся в кинематографии, допустить не может и видит в этом смысл своего бытия. Кроме того, он знаток народных танцев, где мужчины всё делают в такт и одинаково, в чём и заключается хореография. Так хотел думать старший сержант, а когда посчитались, доложил капитану шокая, гэкая и окая: «Усе на месте, за исключением одного з курсантов, его шинель висит у гордеробе, шо значит шо он не у самоволке, дозвольте предположить, шо зодержался у туалете по большому, отправляет естественные надобности так сказать». Родион был горд собой, что так высокохудожественно описал нужду.