Сад сломленных душ - стр. 11

И вот впервые я решилась изменить мелодию и предложить новую ее вариацию. После недолгого молчания загадочный пианист подхватил мотив, принимая добавленные мною нюансы…

Уголок моих губ пополз вверх.

Незнакомец меня слышал.

Он мне отвечал.

Полутемная комната тонула в кобальтово-синей дымке того же цвета, что моя бархатная форма, так что я с трудом мог ориентироваться в пространстве. Впрочем, это неважно. Я знал, что должен сделать. На данный момент в моих руках находилась участь миллионов душ. Второго шанса не будет, сейчас или никогда…

Продвигаясь ощупью, я дошел до стоящей в центре спальни гигантской кровати; мои сапоги ступали по вымощенному белой и черной плиткой полу совершенно бесшумно, и эта тишина меня немного тревожила. Воздух был тяжелый, душный, и меня не покидало назойливое ощущение, что все происходящее очень странно. Однако не могло быть и речи о том, чтобы отвлекаться на подобные незначительные и малопонятные соображения. Что бы ни произошло, я не собирался сдаваться.

Я медленно отдернул прозрачную занавесь, стараясь до последнего момента оставаться тихим и незаметным. Вот только мне вдруг стало не хватать воздуха…

На кровати лежал мой отец и безмятежно спал. От его лица цвета алебастра отражался лунный свет, и золотистые вены, похожие на прожилки на мраморе, искрились, несмотря на темноту.

Хватит ли мне смелости осуществить свои безумные планы?

Отныне я знал правду о происхождении этого существа, поэтому оно должно умереть, только и всего. Я должен убить это создание, которому обязан своим рождением, у меня нет другого выбора.

Я поднял серебряный клинок, который втайне от всех выковал, занес над грудью отца, потом без колебаний размахнулся, вложив в это движение всю силу, и пронзил его сердце. Я догадывался: одного удара, скорее всего, окажется недостаточно, чтобы оборвать жизнь этого существа.

Поэтому я проигнорировал изумленный вскрик, сорвавшийся с болезненно изогнувшихся губ. Постарался не замечать отчаянный взгляд, который вперил в меня отец: его глаза перламутрового цвета, лишенные зрачков, пытались уловить выражение моего лица, ища какое-то оправдание. Я не обращал внимания на золотисто-коричневую жидкость, обжигавшую мне пальцы. Только резко выдернул кинжал из груди отца и снова вонзил, на этот раз в горло, между грудиной и шеей, погрузив клинок в его плоть по самую рукоятку.

На миг я почувствовал сопротивление одного из позвонков, но сила, которую я вложил в удар, взяла верх над костью. Металлическое острие прошло сквозь плоть и вонзилось в матрас, а я дал волю своей ярости, издав ужасающий крик.