Рябина в шоколаде - стр. 132
И аппетитная — к счастью, на ней были изображены разные съедобности, а не лекарства. Харт бросил пакет на заднее сиденье и попросил дождаться его возле машины, потому что внутри они есть не будут: ни внутри машины, ни внутри пиццерии. Двенадцать баксов, наверное, тут любимая цена, что для духов из ананаса, что для пиццы из него же. Но Харт явился с двумя пиццами. Зачем?
— Ну, я подумал, что мы еще не настолько близки, чтобы есть из одной коробки, — усмехнулся Харт, усевшись прямо на газон позади припаркованной машины. — Если ты снова про деньги, то цена одинаковая, что для одной большой, что для двух средних. Давай, садись… Ты сейчас почти что гавайская девчонка. В городе у себя будешь за столиками сидеть, а тут демократия, не монархия. Пока хотя бы.
Я села на траву, на колени, но Харт потянул меня за плечо, заставив сесть на попу ровно и водрузил мне на колени горячую картонку, которая действительно пахла ананасом.
— Грязными руками ты тоже не ешь?
Нет, я совсем не из-за этого пялилась на тягучий сыр — просто как-то иначе представляла себе свой гавайский экспириенс. Но Харт все равно вытащил из карманов плавок маленький санитайзер, который купил на кассе в аптеке. Я протянула ему руки — кажется, они чистые, потому что он так ничего и не дал мне тронуть, все делал сам, и я реально была тронута его заботой. Теперь бы еще пушистый подарок довести в целости и сохранности. И пиццу с ананасом в желудке. Я с трудом, но все же осилила всю пиццу и сумела даже не заржать вместе со всеми, когда мы вытаскивали дерево на взлетную полосу. Двое работников, занимавшихся багажом, вызвались помочь, хотя по их лицам было более чем понятно, что в них проснулась не человечность, а животное любопытство: мне вот тоже интересно, как мы пристегнем дерево в салоне самолета. Самолет оказался совсем не маленьким, хотя я и могла дотянуться рукой до макушки кипариса.
— Веселого Рождества! — ребята помахали нам шаловливыми ручками, а диспетчеры пошли еще дальше:
— Рождественская елочка, ваша полоса…
Может, и я на Гавайях заражусь их чувством юмора, а то у меня берут верх какие-то совсем иные чувства. К этому стриженному чучелу — да не может такого быть! Он просто не похож ни на кого, кого я раньше знала. Во мне тоже взыграло любопытство. Не более того. Или запах ананаса кружит голову похлеще взлета и посадки. Ананасом туалетная вода не пахла — либо я просто не знаю пока, как пахнут гавайские ананасы. Но запах был тонкий, как и грань, которая отделяет меня серьёзную от меня же в образе влюбленной дурочки.