Руины веры - стр. 42
А потом он швыряет кулончик на бетонный пол и с силой бьет по нему каблуком. Мышонок кричит. Это настолько жестоко и бессмысленно, что просто выходит за рамки моего понимания.
Камень в кулоне искусственный, не более чем дешевое стекло, и оно разбивается вдребезги от одного удара. Синие осколки разлетаются по комнате. Один крупный прилетает мне на куртку, незаметно протягиваю руку и сжимаю его в кулаке.
— Зачем?! — скулит Мышонок. — За что?!
Чтобы впредь слушался, вот зачем. И боялся еще больше.
— Убирайся с глаз моих. — Кажется, если бы не страстная любовь Коэна к чистоте, он бы сплюнул, но воздерживается.
Мышонок поднимается с пола, зажав обеими руками ребра, и медленно, шаркая ногами в гигантских ботинках, плетется к двери, глотая слезы горя и бессилия.
Коэн поворачивается ко мне, когда штора вновь возвращается на место за ушедшим Мышонком.
— Их иначе не научишь, — говорит мне, будто «они» — это они, а мы с ним к ним не относимся. — Рисковать своей шкурой из-за цацки! — Ботинок Коэна наступает на один из осколков и давит его в пыль.
— Люди умирают и за меньшее, — говорю.
Коэн снова садится на табурет, складывает руки на груди и одаривает меня оценивающим взглядом.
— Ты считаешь, что я не прав. — Не знаю, вопрос ли это, вопросительной интонации я не слышу. — Но не сделал попытки меня остановить.
— Он отдал тебе его сам, — отвечаю.
Знаю, что, по сути, у Мышонка не было выбора, но никто и никогда не заставил бы меня отдать дорогую мне вещь, пока я в сознании. Хорошо, что у меня нет дорогих вещей — ничего не осталось.
— Откуда ты взялся? — наконец, Коэн задает вопрос, которого я давно жду. — Я знаю всех беспризорников в округе.
— А я не был беспризорником… — И рассказываю историю бедного сироты, который работал четыре года на заводе, пока не воткнул отвертку в глаз извращенцу, попытавшемуся его изнасиловать, а потом отправился на расправу к стражам порядка.
Говорю. Коэн внимательно слушает и, в отличие от беседы с Мышонком, задает вопросы. Особенно его интересует, как мне удалось сбежать. Приходится признать, что Коэн далеко не дурак: выдуманный побег — слабое место моей истории, потому что все остальное — правда.
— Повезло, — отвечаю с усмешкой. Если он начнет расспрашивать о подробностях побега, мне конец, но мой расчет верен: уверенный голос и отсутствие страха заставляют его поверить.
— И ты хочешь остаться с нами? — спрашивает он.
— Любой хочет остаться там, где тепло. — Пожимаю плечами. — Но ничего не бывает бесплатно. Какая цена?
Коэн окончательно расслабляется. Поверил.