Руины веры - стр. 40
— Мышь, ты привел незнакомца, — говорит он спокойно, но вижу, как остальные ежатся от этого тона. Мышонок тоже начинает заметно дрожать и несколько раз судорожно сглатывает, прежде чем ответить.
— Да, Фред, привел…
Теперь взгляд-прицел перемещается на меня. Глаза Коэна нездорово блестят. Или наркоман или серьезно болен, решаю я.
Коэн рассматривает меня не спеша, внимательно и надменно, будто я новая вещь в его коллекции. Наверное, мне стоило бы испугаться, ведь этот человек может прикончить меня одним кивком — здесь слишком много народа, никакого сопротивления оказать не смогу. Но мне почему-то не страшно. Смотри, Коэн, если тебе нравится смотреть, смотри, мне не жалко.
Главарь ухмыляется, как мне кажется, одобрительно.
— Как тебя зовут? — спрашивает он.
Что ж, во всяком случае, обращается ко мне.
— Кэмерон.
— Кэмерон, — повторяет мое имя, все еще не спуская с меня глаз. — Мышь, Кэмерон, побеседуем. — А затем поворачивается и направляется туда, откуда появился, в сторону, где располагается печь.
— Пошли, — шипит шепотом Мышонок и толкает меня в бок. — Фред не любит ждать.
Не спорю и иду за ним.
Мы проходим весь подвал и заходим в одну из «комнат», вход в которую также прикрыт шторой.
Без стеснения и не таясь рассматриваю обитель главаря банды: узкая койка, прикрытая лоскутным одеялом непонятного линялого цвета, ободранный письменный стол с настольной лампой на кривой ножке, трехногий табурет. Для человека, вне закона живущего в Нижнем мире, настоящая роскошь. А еще тут удивительно чисто и аккуратно: отмечаю, что на столе и лампе ни следа пыли, а одеяло на койке расправлено так, что нет ни единой складки. Тут же ставлю себе в мозгу галочку: Коэн помешан на порядке.
Главарь проходит и усаживается на табурет у стола. Снова бросаю взгляд на идеально расправленное одеяло — вряд ли нам предложат присесть. Мышонок вытягивается по струнке, руки по швам, и, кажется, почти не дышит. Боится? Вглядываюсь в него. Нет, это похоже не на страх, а на раболепие. Он смотрит на главаря как на некое божество, которое может как наградить, так и покарать. И Коэну это нравится, вижу, чувствую. А вот то, что я почему-то не дрожу и не падаю ниц, ему не нравится совсем.
— Рассказывай, — коротко приказывает главарь.
И Мышь сбивчиво и торопливо начинает повествовать о том, как убежал вчера, выслеживал Здоровяка Сида, а когда подвернулась возможность, стащил кулон матери у его женщины, которой тот успел его подарить, и дал деру. И о том, как Сид догнал его и чуть не убил, если бы не я.
Мышонок волнуется, забывает слова, прерывается на середине фразы, начинает заново, а Коэн молчит. Ни единого слова, подсказки, наводящего вопроса. Смотрит своим давящим темно-карим взглядом на мальчишку и молчит, а голос Мышонка становится все тише. Вижу, как из-под шапки стекает капелька пота, течет по виску, щеке, улетает за воротник. Что это? Изощренная пытка? Им виднее. Не вмешиваюсь и отключаю эмоции. Во внутренние отношения Проклятых вмешиваться и не подумаю.