Россия, лихие годы: рейдерский захват - стр. 25

Я играл свои любимые рифы, высоким тоном, свингуя и заводя зал. Пару раз попадал не в аккорд, но никто уже этого не замечал. Звонкая и одновременно сиплая гармошка как ножом взрезала плывущую в табачном дыму пелену из лиц, огней, белых скатертей и блеска бокалов. В эти минуты всегда бывает очень хорошо на душе: кто-то понимает тебя, ты нужен, вокруг тебя друзья, и врагов больше нет. То, что я говорил о мотоцикле – что они никогда не подпустят в голову дурных мыслей, – правда и о блюзовой гармонике. Поэтому у человека есть всегда выбор. Но ненадолго, как и само счастье.

Я вернулся к стенке, – постоял, отдохнул, и выбрав момент, нагнулся к ударнику:

– Отлично ведешь ритм! – в ответ он даже не кивнул, а просто в свой многосложный ритм вставил еще одну перебивку. Я рассмотрел его ближе: он работал на своих барабанах и тарелках как в экстазе, не замечая ничего вокруг, растворившись в ритме, звуке, взмокший, и без сомнения очень счастливый. Но вряд ли это было из-за одной наркоты – хотя на его открытых руках и синели следы от шприцев. Такие звуки, этот ритм сами по себе способны ввести в транс – как шамана, – знаю по себе. Ничего бы не смогло сейчас остановить или задержать этот несущийся, как экспресс, блюзовый ритм. Почти ничего.

Я снова нагнулся к его уху:

– Где Таню прячешь?

И вдруг этот экспресс качнулся и чуть сразу не сорвался под откос. Не в такт зазвякали тарелки, колотушки пропустили по удару, многослойный торт звуков, вмиг сплющился всмятку. Музыканты повернули головы в поисках причины катастрофы. Я отошел в сторону, и ударник малу по малу пришел в себя, встал на рельсы и наладил ритм. Я сыграл еще один квадрат, положил в карман гармошку и сбежал с эстрады. И вот тогда-то мне действительно захлопали. Поворачивались ко мне, хлопали, что-то кричали. То бывают лучшие моменты жизни. Я направился к знакомой компании, и там сразу нашлось для меня местечко. Я сел между Лешей и вчерашним байкером на «Харлее». Галя сидела с ним – она была его девушкой.

Похлопывания по плечу, рукопожатия, "Клево ты дудел!", "Ну, выдал ты, чувак" и тому подобное. Меня забавляют эти молодежные "чувак", "клево". Вечные бессмертные словечки, они все из пятидесятых годов прошлого века.

Мне хорошо было среди этих байкеров. Это настоящая семья, когда своей давно нет. Мне жаль было расставаться с ними. Но было за полночь, и музыканты сыграли последний блюз, начали собираться, и в динамики запустили дешевый рок с компакт-дисков. Я стал прощаться, я торопился. Пожимал руки, за что-то благодарил. И Галя тоже протянула мне свою руку, и когда ее нежно пожимал, в моей ладони осталась вчетверо сложенная записка. Она улыбалась, а я кивал, кивал всем, сомневаясь, что когда-нибудь еще увижу их.