России верные сыны - стр. 39
…Рухнула надежда на праздную и веселую жизнь. Снова скитания, снова поиски денег, богатых покровителей, опасная жизнь авантюриста – и все это в сорок лет… Он сделал крюк в триста верст только для того, чтобы еще раз услышать, что он бесчестный человек и шпион. Мало приятного, когда напоминают об этом. Эта плебейка, дочь антиквара, получившая титул, когда-нибудь пожалеет о сегодняшнем разговоре…
Гейсмар медленно пошел в ту сторону, откуда по-прежнему неслись звуки скрипок и флейт, гул голосов и взрывы смеха.
Как смешны эти господа в кунтушах и в кафтанах прошлого века, перезрелые невесты, которых вывезли на праздник престарелые ханжи-помещицы… Он еще немного потолкался в толпе танцующих и глазевших на танцы.
– Уединяться с молодыми людьми, оставить гостей…
– И это на глазах у всех!
– Нет, пан Адам, этого в наше время не было…
Гейсмар прислушался к перешептываниям кумушек, и это немного утешило его.
– Ах, пани Аделина, если бы жив был покойный граф…
– Вот что значит жениться без разбору и вводить в наш круг бог знает кого!
– И откуда пришла мода жениться на француженках! Граф Виельгорский, потом его сын…
– Графине Анеле следовало знать, что мы не в Париже…
– Какой пример для молодых девушек!
«Жить в этом медвежьем углу, – думал Гейсмар, – нет, это не для нее. У нее еще достаточно денег, чтобы поселиться в Вене или в Париже, чтобы найти себе мужа вроде этого француза, с которым она болтала чуть не час, забыв всех гостей… Как глупо, что мне здесь не повезло! Не повезло, когда я решил оставить прежнюю тревожную, опасную, такую соблазнительную, черт ее возьми, жизнь, жизнь!»
Он медленно шел, протискиваясь в толпе. Гости ужинали в огромной столовой, похожей на трапезную католического монастыря, с низкими сводами, голыми стенами, потемневшей росписью на библейские сюжеты.
Гейсмар слушал витиеватые тосты, с аллегорическими сравнениями и патетическими восхвалениями хозяйки дома, и иронически думал о том, что все эти люди способны лишь бражничать и веселиться, в то время когда решается судьба их родины.
Странно, что об этом же подумал в те минуты и Можайский. Он с любопытством разглядывал лица гостей и слушал их речи. Сколько самомнения было у этой уездной шляхты, сколько высокомерия!
Можайскому вдруг представилась дорога в Вильно зимой 1812 года: трупы, сломанные двуколки, ободранные конские туши… Однажды в стороне от дороги он заметил тлеющий костер и неподвижные фигуры людей у костра. Он подошел ближе и увидел, что костер погас, вокруг сидели склонившиеся к тлеющим углям солдаты в польских мундирах… Перед Можайским были застывшие трупы…