Роковой год цесаревича Николая - стр. 30
Супруги встревоженно смотрели на цесаревича, ожидая объяснений.
– Вчера я видел двух летающих желтых шметерлингов47, – загробным голосом начал Ники. – Двух прекрасных, беззаботных бабочек. Еще совсем недавно и я был таким. Порхал по жизни, как весенний мотылек. О чем-то мечтал, на что-то надеялся… Увы! Жизнь мотылька коротка. Наступила ночь. Меня больше нет.
Ники едва не разрыдался, настолько жалко ему себя стало.
Элла с Сергеем переглянулись.
– Шерше ля фам48, – пробормотал великий князь.
– Кажется, я знаю, в чем дело, – осторожно сказала Элла. – Ты расстроен из-за Аликс? Но я же тебе писала, милый Ники, именно сейчас у тебя появился шанс получить ее согласие… Ты поедешь на свадьбу Эрни и Даки в Кобург? Обязательно поезжай! Уверена, что в этот раз у вас с Аликс все получится и ты наконец сможешь назвать ее женой…
Ники горько рассмеялся.
– Жениться? Никогда!
– А чай – тоже никогда? – с иронией спросил дядя Сергей. – Может, все же сядешь к нам за стол?
– Чай, – презрительно повторил Ники. – Позвольте вместо ответа процитировать вам великого японского поэта Рёкана49:
— Чай не спасет умирающего шметерлинга, – добавил Ники вместо эпилога. – Вот саке я бы выпил.
Дядя Сергей кивнул дворецкому, тот отдал приказание слугам, и через несколько минут на столе среди блюд с шоколадными эклерами и английскими булочками-сконами появился бежевый кувшинчик токкури из японского фарфора Имари, украшенный минималистичными черными цветами и простым геометрическим орнаментом.
Официант налил саке в фарфоровую рюмку с иероглифами и почтительно поднес напиток цесаревичу. Однако едва Ники приготовился опрокинуть рюмку, дядя Сергей спросил:
– Ты уверен, что хочешь пить рисовую дрянь, которую до тебя кто-то жевал?
– В каком смысле? – Рюмка замерла на полпути.
– В прямом, – усмехнулся дядя Сергей. – Неужели тебе японцы не рассказали? Традиционный способ приготовления саке – это когда рис сначала пережевывают, а затем сплевывают в особые емкости для брожения. В последнее время вместо слюны стали использовать плесневелый гриб кодзи, но подозрения меня не отпускают… Словом, я бы не рискнул.
Рука с татуировкой дракона дрожала, а к горлу подступала тошнота. Ники отставил непочатую рюмку в сторону и жалобно сказал:
– Ну вот, теперь и саке для меня погибло… Чьи-то плевки я точно пить не буду.
– Мой родной рислинг врачует всё! – заботливо сказала тетенька. – И тело, и душу. Как там у Гёте… «Тогда мне рейнского. Я патриот. Хлебну, что нам отечество дает»