Рогатый папа - стр. 5
Прежде чем Герман вышел из кухни, я лишь успела уловить краем уха женский голос.
Интересно, кто это ему звонит? Хотя нет, совсем не интересно. Наверняка очередная дурочка, на которую он положил глаз. В театре про него и его девиц ходило множество сплетен. Говорили даже, что в примы, кроме как через постель, не попасть.
Он присутствовал на большинстве репетиций, нервируя танцоров одним своим видом. Шутка ли, что в те дни, когда он не появлялся, у всех все получалось в разы лучше. А с ним… выкладываясь на полную, ты, казалось, не мог элементарного. Даже балетмейстер как-то говорил об этом. Говорил, но сделать ничего не мог. Несмотря на то, что театр был государственным, почти все, что делалось там, делалось на деньги Нагицкого.
Ходили слухи, что еще пятнадцать лет назад здание театра было заброшенным, и к нему даже бомжи подходить боялись. А теперь - гордость города.
Но, как говорится, кто за девушку платит, тот ее и танцует.
Один танцор как-то даже сказал, сплевывая, что театр для Нагицкого – все равно что личный бордель. Его потом почти сразу уволили, но фразочка прицепилась.
Я же не сразу во все это поверила. Сначала была слишком наивной.
Думала, что он просто странный нелюдимый человек, любящий искусство. У богатых свои причуды, ведь так? Да, он меня порой пугал, но не сказать, что сильно мешал. Он почти ничего не говорил, разве что иногда защищал танцоров, если балетмейстер чересчур начинал распинать их. Но слухи, ходившие вокруг, делали свое дело. Я не хотела быть очередным трофеем, или просто галочкой в череде его любовниц. И когда три месяца назад он пытался заговорить со мной, то попросту сбежала.
Он еще дважды пытался подловить меня, а затем потерял интерес, начал встречаться с какой-то пышногрудой девицей из солисток оперы, и я наконец вздохнула спокойно. Впрочем, если быть честной самой с собой, часть меня была разочарована.
В тот день, когда мы заговорили впервые, я пришла пораньше, чтобы размяться. Мне хотелось проявить себя, чтобы меня заметили. Выделиться из массы тех, кто создает общий фон в кордебалете. Перестать быть капелькой в этой большой волне, а самой стать той, что задает направление.
Вот только когда пришла, в зале для репетиций уже был он.
— Доброе… утро, — обычно Нагицкий не появлялся в театре до полудня, и поэтому встретить его в семь утра было полной неожиданностью.
Он стоял рядом со станком и, опираясь на него, что-то листал в мобильном телефоне.
— Я еще не ложился, — усмехнулся он. — Так что для меня ночь пока продолжается.
О том, что он мог делать всю ночь в театре, думать не хотелось, но в голову отчего-то настойчиво лезли возможные оргии, которые он мог устраивать. Десяток девиц, ублажающих его вокруг зеркальных стен зала.