Рогатый папа - стр. 29
— Ну, останься... — Светка приподняла свой коктейль. — Давай за балет!
Вздохнув, я взяла стакан с синим лимонадом, или что там мне принес Костя.
— Это самый банальный тост от артистки балета из всех тостов, которые я слышал, — фыркнул мой партнёр, наконец добравшись до нас. — Лучше бы уж за любовь пили. Ира, а ты уже уходишь, что ли? Может, я провожу?
Его предложение оказалось кстати. Действительно, почему бы и нет? Какие бы ни были мотивы у Кости, а оставаться одной на улице вечером не очень хотелось.
Я, улыбнувшись, кивнула ему, но, должно быть, он расценил мою улыбку как-то не так. Может, у него были своеобразные представления о провожании, но, вместо того чтобы идти рядом, он с энтузиазмом схватил мою сумку, которую я так и не успела закрыть.
— Давай понесу, — с гордостью предложил, рывком потянув ее на себя.
Словно в замедленной съемке я смотрела, как пачка таблеток вылетела на пол и проскользила прямо к ногам танцующих.
Говорят, что если какая-то неприятность может произойти, она обязательно произойдет. Должно быть, именно по этому самому закону рядом оказался единственный человек в мире, кто не должен был видеть эти чертовы таблетки.
Сердце, кажется, перестало стучать вовсе. Или же я просто его не слышала. Как не слышала музыки, шума толпы, голоса Кости. Стало очень-очень холодно, а волосы вздыбились даже на руках. Я не понимала, дышу ли я или забыла, как это делается. Надо ли мне все еще дышать?
Герман медленно наклонился, поднял неброскую коробочку. Наверняка уже по названию он понял, что это. Потому что взгляд, которым он меня наградил, обещал в лучшем случае скорую расправу. Его брови сошлись на переносице, скулы побелели от напряжения. Он приближался медленно, неотвратимо. Нужно было что-то сделать или сказать. Или развернуться и броситься бежать.
7. Глава 7
У меня в руках все еще был синий лимонад, я поднесла его к губам и сделала мелкий глоток. То ли чтобы успокоиться, то ли чтобы занять свой рот хоть чем-то. Пока я пью, я не могу говорить, ведь так?
Кто-то прошел мимо, случайно задев меня. Я покачнулась, чуть не разлив напиток на себя.
Герман был все ближе. Снова подняла стакан, словно он мог быть преградой между нами.
Очередной глоток вдруг встал тугим комом. Я закашлялась.
Не хватало воздуха. В груди защемило, а сердце застучало с утроенной силой — в ушах слышен был только бой внутренних молоточков.
Легкие жгло, будто в меня влили расплавленное железо. Я царапала грудь, горло, в надежде хоть как-то облегчить эту муку. Все куда-то поплыло, пол начал уходить из-под ног. Свет становился все тусклее, слабее, а затем погас вовсе.