Рогатый папа - стр. 31
— Я просто имел в виду, что тебя никто не осудит за то, что ты здесь, — прошептал мужчина, осторожно погладив меня по спине.
Мимолетное прикосновение было подобно разряду тока.
— Ну да… — проговорила, с трудом возвращая себе зрение и успокаивая разбушевавшийся вестибулярный аппарат. — А главное, никто не удивится. Просто очередная девица в вашей постели.
Я и сама не заметила, с какой горечью это произнесла. С какой болью. А когда спохватилась, то было уже поздно. Нагицкий прищурился, явно поняв больше, чем я бы хотела.
— Да. Ты права. Отчасти. Но я бы сказал не так. Очередная девица, разочаровавшая меня, — он отстранился, — так будет точнее.
Два шага в сторону, и он выдвинул ящик из стоящего у стола шкафчика. Достал что-то и, повернувшись, бросил это мне.
Я поймала на лету, а когда поймала…
Краска прилила к щекам. Чертовы таблетки! Совсем про них забыла.
Закусила губу до боли, чтобы хоть как-то встряхнуться. Что ему сказать? Что не собиралась принимать? Что они оказались у меня случайно? Но почему вообще я должна что-то ему объяснять?
— Я не собираюсь оправдываться, — сказать эту фразу стоило больших усилий.
Подняла глаза на него, сжимая губы в тонкую линию. Только бы не дрожали! Только бы не расплакаться!
Нагицкий в ответ на это приподнял одну бровь, чуть склонив голову. Весь его вид говорил: «Ну-ну… это мы еще посмотрим».
— Где моя сумочка? Мне нужен телефон, хочу вызвать такси.
Я понятия не имела, где он живет и во сколько мне обойдется поездка до дома, но оставаться с ним не хотела больше ни секунды.
— Я думаю тебе будет лучше остаться у меня. — его ноздри затрепетали, глаза чуть сузились. — Просто хочу убедиться, что аллергия была случайностью, и никто не пытался тебя отравить.
Кому могло понадобиться от меня избавляться? Да и дома мне бы было намного спокойнее.
— Мне это хорошей идеей не кажется… — начала я, но он меня перебил.
— Ты меня не слышала? Я говорю, что речь может идти об отравлении. Может быть, тебе словарь принести, чтобы ты посмотрела значение этого слова?
Последнее он буквально прошипел мне в лицо.
«Мамочка», — пронеслось в сознании.
В театре никто и никогда не слышал, чтобы Герман кричал или даже голос повышал на кого-нибудь. Напротив, если балетмейстер расходился, он всегда делал тому замечания, чтобы тот был мягче с коллективом.
Но вот сейчас такое шипение было даже, кажется, страшнее, чем если бы он просто наорал на меня. Вид взбешенного до крайней степени Нагицкого вызывал нервную дрожь. И еще больше – желание бежать из этого дома. Казалось, еще чуть-чуть — и меня просто придушат в порыве эмоций.