Родить от чудовища - стр. 32
— Ходят слухи, будто Лиза исчезла.
Я постукивал пальцами по столу.
А Варшавский оттягивал узел галстука, чтобы легче дышалось. Он не знал, как поступить. И что сказать.
Вот уж правда не похоже на Германа, которого я привык видеть.
Этот был уязвим. Этот боялся. Этот не понимал, что происходит.
Этот Варшавский мне нравился гораздо больше прежнего.
Именно таким я хочу его видеть.
— Это ложь! — сказал он громко. Но неубедительно. — Это неправда! Моя дочь никуда не исчезла! Она в целости и сохранности! И сейчас она в надежных руках… Тебе до нее не добраться, ушлепок.
Я выслушал его храбрую речь. Откинулся на спинку стула.
И нагло оскалился.
— Конечно ложь. А как же. Абсолютная неправда, Герман. Лиза не исчезла. Она в целости и сохранности. И сейчас находится в надежных руках. — Я соединил ладони в замок, будто демонстрируя те самые руки. В которых находится его прелесть. — И только последнее — пиздежь. Ты ошибся. Потому что я до нее уже добрался.
Дверь распахнулась.
И в зал вошла девчонка.
17. 17. Кровная месть
(Анвар)
Варшавский надругался над моей матерью.
И это превратило меня в животное. Настоящую скотину.
Я никогда не был добрым.
Но то, как он поступил с ней — оно убило во мне любую жалость.
Герман сделал из меня машину. Циничное создание с одним-единственным богом.
Этот бог — кровная месть.
Поэтому я наслаждаюсь, унижая Лизу.
Она — справедливая плата за мои потери. Именно поэтому я ее похитил у отца. Именно поэтому я ее подчинил. Поэтому я привез ее на стрелку с Германом.
Я просто хотел, чтобы он видел.
Как я имею его дочь.
Чтобы он визжал, как свинья.
Глядя на свою нежную девочку.
В моих звериных лапах.
— Лиза?! — застыл Варшавский.
Он не мог поверить, что это правда — я добрался до его невинного цветочка. Такой аппетитной, никем не обласканной орхидеи.
Ведь папа так тщательно скрывал от мира ее нераскрытый бутон. Берег для самого выгодного партнера.
И тут вдруг я.
Сорвал и нагло внюхался в этот сладкий аромат целки.
— Она не будет с тобой говорить. — Взяв со стола пистолет, я подошел к девчонке. — Лиза слушается только меня. И выполняет абсолютно все, что я скажу. Да, Лизок?
Она послушно кивнула.
И это порвало ее отца на клочья.
— Да как ты осмелился, урод?!
Нас разделял стеклянный стол переговоров.
Он был рассчитан человек на двадцать. Длинный и широкий. Делил пространство аккурат на две половины.
С одной стороны — Варшавский со своими людьми. С другой стороны — я со своими.
И дочка Германа со связанными за спиной руками. С повязкой на глазах. И соблазнительным кляпом во рту, чтобы молчала.
Сегодня ее рот мне нужен только для одного.