Развод. Жестокая игра - стр. 24
Ещё раз смотрю на "фруктовую картину" и прыскаю со смеху, когда до меня доходит её намёк.
– Тося-я-я, – подвываю я, – ты невозможная-я-я.
– Конечно. Так что? Ай, подожди! – отнимает у меня из рук нож, подаёт другой. Огромный, с зазубренным лезвием. – Держи! Это лучший «скальпель» в моём доме.
– Тося, я не могу-у-у, – держусь за живот от смеха.
– Да, ты права. Для храбрости нужно накатить. Держи, – всовывает мне в руки стакан. – Не чокаясь. Это ж дезинфекция.
А потом мы хладнокровно расчленяем банан, киви Тоська предлагает раздавить тапком, но до этого мы успеваем сделать несколько кровожадных фото этой инсталляции, втыкая в банан нож и поливая его кетчупом.
Ржём, плачем, ругаем матом всех мужиков и моего Витю в частности. Тоська вспоминает ещё и своего бывшего, заодно достаётся и будущему, и всему сильному полу в целом.
К концу этой вакханалии анестезии в нас плещется уже более чем достаточно.
Мы с Тоськой сидим на полу, на мягком ковре, вокруг нас тарелки, стаканы, коробка конфет.
В какой-то момент вдруг наступает тишина. Вот такая неожиданная пауза, которая резко разбивает всю лёгкость и весёлость этого вечера. Бетонная плита придавливает меня с новой силой. Возвращается боль, неуверенность, сомнения, терзания.
– Тось, что мне делать? – спрашиваю обречённо. – Я же без него не умею…
Слёзы тут же обжигают глаза.
– Жить, подруга, – тяжело вздыхает Тося. – Просто жить. Как все. Не ты первая, не ты последняя. Тяжело, больно, но надо. Встала и пошла. Ты думаешь, мне легко было? Тебе напомнить?
– Не надо. Я вообще не знаю, как ты такое выдержала.
– А у меня вариантов не было. На руках Мишаня был. Себя не жалко было, а вот его очень.
Мишаня – это сын Тони. Я не знаю всех подробностей истории, но понимаю, что у неё своя тяжёлая трагедия в прошлом. Мишенька сейчас с мамой Тони в деревне. Ему три года, он бесподобный малыш, и Тоська очень переживает, что проводит мало времени с сыном, но мать у неё уже на пенсии, а семье как-то надо выживать. Вот и пришлось ей устроиться на работу в городе, а сына она видит только на выходных.
– У тебя хоть Мишаня есть, а у меня никого, – слёзы текут быстрее. – Мама на другом конце света, да мы с ней и созваниваемся-то пару раз в год на дни рождения, папы не стало три года назад, а больше никого и не осталось. Спасибо, хоть ты у меня есть.
Обнимаемся с подругой, ревём вместе.
– Вот именно, Мир, я у тебя есть, а ты у меня. А это уже неплохо. А Витя твой… Чудак на букву “М” твой Витя. И, мне кажется, он ещё приползёт к тебе на коленях прощения просить.