Рассвет в моем сердце - стр. 24
Эдуард растерялся. До выходки с разорванной картиной я, счастливый из-за востребованности, со всем соглашался. Верная марионетка. А мое неповиновение ввело его в ступор. Ковалев рассчитывал, я упаду на колени и буду молить, чтобы меня взяли обратно? Конечно, ему интересно, рисовал ли я и как много, потому что в таком случае адвокаты отнимут мои работы и присвоят компании – юридически все мое творчество за четырехлетний контракт принадлежит Марии. Я принадлежал Марии. Теперь – нет.
Ковалев думал, как бы меня уколоть, или что бы там ни было в его затуманенных прибылью мозгах, но меня осенило: фантомные боли в пальцах, нежелание рисовать… Я отказывался творить для них. Встреча с Эдиком все-таки принесла пользу. Я осознал: все дерьмо закончилось, новые работы принадлежат мне и тем заказчикам, которых я сам выберу. Но осознание и свобода – этого мало. Как мне вернуть самого себя?
– Ты загорел. Завидую, Коэн, – наконец выдал Ковалев.
Я закатил глаза и вернулся к поиску билетов. Калуга? Звучит неплохо.
– Эдуард, мы закончили? Если решу потратить время впустую, выберу посмотреть телевизор. Ариведерчи.
Что я буду делать в Калуге? Найду свою музу!
Эдуард вновь схватил мой рукав. Темные глаза прищурились, губы сжались в тонкую полоску. Ни следа показательной вежливости.
– Костя, мне по хрену на твое отношение ко мне и компании, но Мария…
Я пропустил сквозь зубы воздух, а Эдуард добавил голосу мягкости:
– Она любила тебя, эгоистичный ты засранец.
В грудной клетке затрепетало волнение. Мария помнит обо мне! Я в ее мыслях. Сожалеет ли она, что разбила сердце наивного художника?
– Ты ее подставил. Нам пришлось открыть дочернюю фирму…
Я прыснул от смеха. Нет. Единственное, о чем Мария, вероятно, сожалеет, – что я нарушил ее планы. Огромные деньги и молодой любовник – и то и то в один миг уплыло из ее цепких рук, как уплывает по реке маленький, но гордый кораблик.
Отдернув руку, я сам схватил Эдуарда за лацкан пиджака. Принюхался.
– М-м-м… Кардамон.
– Мария подарила парфюм, – гордо ответил Ковалев.
– Знаю. – Со всей силы я ударил его ногой в колено. Эдик заорал, согнувшись. – Прекрасно знаю, – повторил сквозь зубы. – Ну? – Схватил за волосы, заставил на меня смотреть. – Без молотка не такой смелый, да? – Я зло усмехнулся и врезал Ковалеву в челюсть.
– Не понимаю… – Эдуард доковылял до скамейки и рухнул, держась ладонью за лицо. – Не понимаю, о чем ты, Коэн. Ты больной. Лечись!
Я расхохотался. О да, я его узнал. Этот запах… этот голос… Псина Марии, он собирался лишить меня способности рисовать, а по итогу подарил волю к жизни. В минуты отчаянья ненависть подпитывала, придавала сил. Я знал, что рано или поздно вернусь к творчеству, и это станет идеальной местью.