Рассвет в моем сердце - стр. 23
Я поморщился. Представил очередную сплетню: «Константин Коэн вернулся! Что ему нужно в Москве?! Влез в долги? Продал почку? Стал наркоманом? Приехал вымаливать прощение! Ах, примет ли его Мария…»
– Привет, Эду-а-а-ард. – Я улыбнулся, а живот свело от ненависти. Едва сохраняя спокойный тон, я бросил: – Что тут делаешь? Ты же на вечеринках и в офисе на пожизненном. Точно! За Марией ходишь как хвост? Она тут? – Я демонстративно оглядел парк, а по вискам заструился пот.
Представил, что из-за деревьев выйдет она. Когда-то любимая. Навсегда первая. Ради нее я вернулся? Нет, разумеется, нет. Но из песни не выкинуть слов.
– А что ты делаешь в Москве, Коэн? Деньги кончились? – холодно спросил Эдуард. – Не оглядывайся. Ее тут нет. – На его худом веснушчатом лице сверкнула улыбка, теперь неприкрыто фальшивая. – Вроде ты в бегах.
– Не делай из меня Тэда Банди. Банк я тоже не грабил, чтобы скрываться. Всего-то не захотел плясать под вашу дудку.
– Ты понимаешь, о чем я. – Ковалев совсем не изменился. Так же смотрел, будто я его главный соперник, так же использовал древесно-восточный аромат с нотами кардамона.
Я стиснул зубы. Нет. Прошлое меня не волнует.
– Вам на совете директоров посудачить не о чем? – состроив гримасу, поинтересовался я. Вдох-выдох! – Насколько помню, вы всегда находили, чем себя развлечь. Например, кто в этот раз смухлюет с налогами и заберет в карман выручку от продажи моей картины.
Эдуард смутился, а я, победно хмыкнув, вскочил со скамейки, чтобы уйти. Я работал на «Пейнт» несколько лет, прежде чем послать к черту контракт, и мне хватило времени, чтобы понять: бизнес в России бывает грязным. То, что я встретил Эдика в первый день в Москве, чертовски разозлило. На мне маячок? Или судьба издевается? Лучше Эдуарду свалить. Иначе я за себя не ручаюсь.
– Подожди.
Не ручаюсь.
Эдуард схватил меня за локоть, а я посмотрел на него таким убийственным взглядом, что он не только отпустил мое пальто, но и отошел на пару шагов.
Залебезил:
– Всем интересно, как ты жил, где работал, рисуешь картины или бросил. Мария не злится, клянусь! Она волнуется…
– Держу пари, вы делали ставки, как скоро я сдохну, – перебил я и достал телефон, чтобы найти недорогие билеты. Куда угодно, подальше отсюда. Мне бы замолчать, ретироваться, но я устал держать в себе боль, поэтому заговорил: – Мои счета заморозили, ни в одной галерее не хотели видеть старые работы, у меня не было дома, друзей, семьи… – Я прикрыл глаза. Помолчал. – Но я выжил. Воскрес, мать вашу. Поцелуйте меня в зад!
У Эдуарда округлились глаза. О да, я не тот сельский парень, которого Мария подобрала на улице, я не поведусь на сказку «Ты войдешь в историю как великий художник». Я в глазах компании «Пейнт» рабочая сила. Винтик в системе. Безусловно, заменимый. Нужный лишь из-за безотказности. Я выполнял коммерческие заказы, получал жалкие проценты и горстки