Пташка для Сокола или Солнце души моей - стр. 32
К себе так и не ушёл. То под дверью у Алии сидел, то под окном. Слушал, как она стонет, как Зофия бормочет, утешая и баюкая бедную девочку. Тоскливым взглядом провожал старушку каждый раз, когда она туда-сюда с всякими кувшинами да тазами бегала.
Время от времени заглядывал в комнату:
– Ну, что, Зофия? Что?
– Пока всё по-прежнему, господин. Ступай спать! Тебе на службу завтра… – устало ворчала Зофия, сама едва держась на ногах.
«Ступай спать!»
Шункару хотелось в ответ зарычать и обругать добрую женщину, но он лишь сжимал кулаки, стискивал зубы и выходил из комнаты. Тысячу раз уже пожалел, что не привёл сразу лекаря. А теперь уже ночь глухая…
Твердо решил, что пойдёт за ним, едва рассветёт.
Но что, если Алия не дождётся рассвета?
От этой мысли Шункару делалось так скверно, что казалось, у самого сейчас душа с телом расстанется.
В очередной раз заглянув в комнату больной, Сокол обнаружил, что Зофия сдалась и задремала сидя, привалившись к стене. Бедная старушка совсем выбилась из сил.
Шункар тронул её за плечо, женщина спросонок удивлённо заморгала, оглядываясь по сторонам.
– Зофия, ступай, поспи хоть немного! Я тут останусь. Ступай!
– Но… как же… – попыталась заартачиться та. – Неловко это, господин… Чтобы хозяин рабыню выхаживал… Да и ведь вы мужчина, а она вон голышом…
– Зофия, брось эти глупости! Скажи лучше, что делать надо! – Шункар отступать не собирался.
Служанка поколебалась ещё несколько мгновений, но усталость взяла своё.
– Жар уже спал, теперь полегче будет, – начала объяснять она. – Если снова гореть начнёт, вот этой водицей обтирать. Особенно, грудь, лицо и руки. Настой из пиалы ещё хотя бы пару раз за ночь надо дать. Повязку со спины, как высохнет, здесь намочить и обратно наложить. Если хуже станет, зовите меня сразу, господин!
– Не станет, Зофия, не переживай! Иди, поспи! – обнял её за плечи Шункар. – Я самого хана охраняю, неужто одну маленькую пташку от шулмусов[1] не уберегу? Ступай!
Зофия наконец ушла, тяжко вздыхая и зевая.
А Шункар, помедлив, присел на край постели, коснулся бледного лба Алии, отметив, что теперь её кожа уже не так сильно пылала. Сейчас она казалась такой трогательной и беззащитной, ничего не осталось от дерзкой колючки.
Шункар взял в свои ладони её безвольную руку, склонившись ниже, зашептал, поглаживая тонкие, бледные пальчики:
– Я с тобой, Пташка. Ничего не бойся! Я с тобой. Я же поклялся, что никому тебя не отдам… И Смерти тоже не отдам. Слышишь? Ни смерти, ни болезни, никому! Пусть хоть сам Эрлик-хан, хозяин Подземного мира, за тобой явится – всё равно не уступлю. Не сдавайся, Пташка моя! Ты жить должна… И ты будешь жить. Долго жить, счастливо. Обещаю!