Пташка для Сокола или Солнце души моей - стр. 27

Она смотрела изумлённо, широко распахнув заплаканные синие глаза. Наверное, пыталась понять, можно ли ему верить.

– Только не убегай от меня, – Шункар осторожно погладил её по щеке, стирая мокрую дорожку, – прошу!

Она опустила глаза, смутившись, и кивнула.

– Хорошо… Спасибо… тебе… – Алия повела плечом, намекая, что объятия давно пора разомкнуть. – Можно… теперь я… пойду?

– Конечно. Если хочешь... – улыбнулся он, хоть на душе было вовсе не радостно. – Я тебя не держу.

Она вымученно улыбнулась и вышла прочь.

– Лети, Пташка! – добавил Шункар, когда она уже не могла услышать. – Может, однажды это место станет для тебя домом, а не клеткой.

***

11. 11

Она ушла, и в комнате сразу стало как-то пусто.

Алия, конечно, занимала не так уж много места, ведь была довольно маленькой – хрупкой и невысокой, особенно по сравнению с самим Шункаром. Но странное ощущение, что теперь здесь слишком просторно, будто чего-то не хватает, никак не отпускало.

Сокол подошёл к окну, прислонился плечом к стене, чтобы не бросаться особо в глаза, и замер в ожидании. Скоро она должна будет пройти здесь…

Его довольно большой дом состоял из двух половин и зажатого между ними внутреннего дворика с садом. Вернее, с тем, что осталось от этого сада.

Жилища степняков обычно делились на женскую и мужскую половину. Даже у тех, кто кочевал, в юрте было принято так.

У Шункара не было семьи, жены или наложниц. В одной части дома жил он сам, в другой – только Зофия. Других слуг не имелось.

Старая велла сама справлялась со всеми хлопотами, Соколу этого казалось вполне достаточно, он никогда не был особо требователен. Если Зофие нужны были мужские руки, женщина нанимала в помощь на день-два одного пожилого акшарца, жившего неподалёку.

Или же Шункар помогал сам – он работы не гнушался. Разумеется, когда находился дома, в Анкачи.

Последний год отъезды случались всё реже.

Хан Темиран собрал в свой железный кулак все соседствующие с Анкачи земли. Сначала много воевал, подчиняя себе всё больше племён степняков. Потом, когда уже показал себя, как сильного, непобедимого воина и правителя, его битвы всё чаще стали происходить без кровопролития. Теперь свой острый язык Темиран пускал в ход охотнее, чем не менее острый меч.

Война затихла, словно устав от своих бесконечных сражений и шумных стай воронья, и уступила место переговорам и уговорам. В этом хан Анкачи тоже был хорош. Даже противники восхваляли его цепкий ум, красноречие и твёрдость характера.

С каждой луной Акшартостан прирастал новыми землями и союзниками, но кровь теперь лилась редко.