Пташка для Сокола или Солнце души моей - стр. 26

Но на это Шункар лишь ещё крепче прижал её к груди, не давая упасть или вырваться.

– Пусти! – чуть слышно пискнула она сквозь всхлипы и рыдания. – Пусти!

Даже кулачком ударила. Но слёзы выпили из неё все силы, удар получился слабым, а потом руки и вовсе безвольно повисли.

Она сдалась, перестала рваться из его медвежьих объятий, уткнулась лицом, как кутёнок, продолжая плакать безутешно и горько. И уже не шипела, когда он осторожно поглаживал её по шёлковым косам. А потом даже сама цеплялась тонкими пальцами за его рубаху, прижимаясь мокрой щекой там, где гулко билось сердце Сокола.

***

Он не знал, сколько они стояли так, сколько слёз она пролила. Казалось, целая жизнь пролетела…

По крайней мере, что-то успело измениться, что-то успело измениться в его судьбе, прямо здесь и сейчас. Шункар почувствовал, он был в этом уверен.

Всхлипы и стенания становились всё тише, но он не спешил разжать объятия. Да и она всё ещё плакала, пусть уже и не так горько и страшно.

И Шункар твердил себе, что просто ждёт, пока она успокоится. И дело вовсе не в том, что ему до безумия нравилось чувствовать её близость.

Не время сейчас для этого. Ей просто нужно немного тепла. Пусть даже от врага, от ханского пса, купившего её за серебро степняков.

Но как можно не замечать эту красоту? И как можно не замечать собственных чувств, тех странных, пугающих чувств, которые она пробуждала?

Ей нужно было немного человеческого тепла.

А вот от неё самой веяло зноем: летним солнцем, раскалённой степью, обжигающим ветром, жаром костра и жгучим перцем.

Разве так бывает? Прежде Шункар не встречался с таким.

Но её аромат выжигал разум и всякое здравомыслие, от него закипала кровь, сбивалось дыхание и пересыхало во рту.

Пора было разрывать эти мучительно-сладкие объятия, иначе он рискует напугать девчонку и добавить ей новых слёз. А её нужно было успокоить, уверить в том, что всё худшее позади. Да и себе вернуть немного благоразумия.

Наверное, поэтому он и решился сказать ей то, что сказал…

– Алия… – позвал негромко, дождался, пока она подняла голову, спрашивая взглядом, чего Шункар хочет. – Послушай меня! Услышь! Ты многое пережила… но теперь… Обещаю, что никому больше не позволю тебя обидеть! Клянусь, пока ты живешь здесь, в моём доме, никто больше не посмеет тебя обидеть! И я… я тоже не обижу. Клянусь, что не трону тебя… – он невольно сглотнул и добавил, – если сама этого не захочешь… Обещаю, что не подниму на тебя руку. Обещаю, что буду тебя защищать. Обещаю, что никогда никому тебя не отдам, не продам, не подарю. Памятью отца и матери клянусь, что буду верен своему слову. И да проклянёт меня Отец-Небо, если я не сдержу своих обещаний!