Пташка для Сокола или Солнце души моей - стр. 25
Она замолчала, глядя себе под ноги.
А Шункар был только рад, что она на него не смотрела. Кажется, и его лицо сейчас горело, как точёные скулы этой девчонки. Говорить о таких вещах он не привык. Особенно, с женщиной.
«С девицей…» – мысленно поправил Сокол сам себя, и эта мысль неожиданно отозвалась жаром в груди.
Её никто ещё не касался…
Взгляд потянулся снова к хрупким ключицам и едва заметной розовой полосе на шее, там, где ошейник натёр нежную кожу. Так хотелось дотронуться ещё раз, хотя бы на мгновение.
Но сейчас точно не время и не место. Сейчас нужно думать о вещах, куда более серьёзных.
До него наконец-то дошёл смысл всех её слов. Сестра… Так Алия не одна в плен угодила!
– А твоя сестра… Её купили здесь, в Анкачи?
Зачем спрашивал – сам не знал.
Что, если так? Пойдёшь ещё одну рабыню выкупать? Всем, Шункар, помочь невозможно.
А всем и не нужно… Ну а, на ещё одну невольницу деньги найти можно.
– Нет, она не добралась до Анкачи, – покачала головой Алия, так и не поднимая глаз, голос её зазвучал глуше. – Моя сестра… невинной не была. Её мужа убили степняки, когда налетели на наше поселение. И сына тоже убили. А сестра… Один из них каждую ночь забирал её в свой шатёр. Однажды он сделал большую промашку, – злая ухмылка исказила красивые губы веллы, – оставил на виду свой кинжал. Моя сестра вспорола насильнику брюхо, когда он уснул. За это её… – Алия протяжно всхлипнула, но продолжала говорить и говорить, отрешённо, холодно, и слова её сыпались, как тяжёлые мёртвые камни. – Они вытащили её из шатра за волосы и долго били. А нас всех согнали туда, чтобы смотрели, чтобы знали, что ждёт любую непокорную девку. А потом… они… они отрубили ей голову. И бросили там… Даже… проститься… не дали…
Тихий голос Алии превратился в отчаянный вой. Слёзы хлынули рекой. Она стенала, вцепившись руками в тёмные локоны, рыдала, дрожала всем телом.
И Шункар, бывалый воин, переживший не одну бойню, когда от крови становилась алой степь, с ужасом смотрел на неё и понимал, что в жизни не видел ничего более жуткого, чем эта девочка, с разорванной в клочья душой.
От пронзительного горького плача в груди всё сжималось – не вздохнуть. Её бы утешить, что-то доброе сказать, но Шункар не мог подобрать таких слов, чтобы облегчить её безбрежное, как степь, горе.
Алию, видно, ноги держали с трудом.
Заметив, как она пошатнулась, Шункар шагнул ближе и молча привлёк её к себе. Старался держать осторожно, помня о рубцах от плети на её спине. Но Алия всё равно дёрнулась, отстраняясь. И виной тому были, конечно, не шрамы.