Прощание с «Императрицей» - стр. 35
Картинка такая, что и вообразить себе трудно, чтобы кто-то печатал такое, глядя в набор без омерзения, чтобы над медным клише старательно работал гравёр, высунув язык, а до того что-то правил в рисунке и комкал эскизы настоящий живой художник… Нет. Это всё должен был делать только какой-то мёртвый, грязный, замасленный механизм без малейшего участия человеческих глаз и совести.
«Впрочем, это и правда, не печатный станок делал, – смешно наклонила Варвара головку с узлом русых волос набок, точно дворняжка, изучающая витрину мясной лавки. – Видно же по слегка расплывшимся краскам. И вот тут угол блеклый, непропечатанный, точно как в “мастерской для образованных женщин”. Как же всё-таки эта машинка для ручной литографии называется, слово такое забавное?»
Варя, воровато оглянувшись и лизнув язычком большой палец, попробовала потереть бледно-розовый подол пеньюара якобы Императрицы, узнаваемой только по каракулям карикатурной подписи. Не вышло.
«Фу, ещё увидит кто-нибудь», – отдёрнула она палец и рассмеялась, вообразив, как выглядит со стороны. Взрослая барышня, «народная учительница», а всякую глупость напечатанную изучает, как её же ученики: «Ра-бы-не-мы… Ры-бы… тоже помалкивают». И то – была бы ещё афиша кинематографа, а то и не поймёшь, то ли политика, то ли просто похабщина. Хотя поди отличи сейчас одно от другого.
Нет, всё-таки не зря папа никогда не поощрял в их доме «этой республиканской болтовни» – так он называет тему, совершенно обязательную теперь во всяком Петроградском застолье от «Англетера» до кухмистерской какой-нибудь. Не зря папа говорит, что точно такие же выдумки и нелепицы безо всяких газет и афишек в своё время распространялись и об императоре Павле I накануне дворцового переворота, и значит, «беспокоиться о Республике» нет никаких надежд.
Именно так и говорит. Причём говорит как антрополог, знающий физиологию русского человека: «Никаких надежд». А это, в свою очередь, значит, что в глубине души надежды экстраординарный профессор Иванов всё-таки питает. Просто это юмор у него такой британский, демонстративно-скептический.
На что, собственно, надеется Иван Иванович? Помалкивает пока. Может, верит, что дело не обойдётся одним только «дворцовым переворотом», о котором все кругом говорят. Или, наоборот, надеется, что из всего переполоха, как в 1905-м, выйдет только Конституция, но такая, от которой царю уже никак не отвертеться. И, значит, всё не так уж плохо, есть смысл, не дожидаясь какого-то исторического разрешения (завтра ли оно случится, послезавтра) – жить.