Прощание с «Императрицей» - стр. 37

Впрочем, тут же Варя стряхнула невидимые цепи, расправила плечи так, чтобы и грудь чётче обрисовалась. Неинтересно уже нести вериги одиночества. Теперь – есть Он. И именно к Нему она сейчас и идёт в рабочую школу. К «оглашенному» – объявленному по всем правилам Домостроя. Хоть это, по теперешним временам, даже предосудительно как-то, но из песни, то есть из семейной хроники, теперь не выкинешь: с представлением папа, прошением руки и сердца, с помолвкой в кругу родни и друзей – со всей, как говорила сестрёнка, «епитимьей».

Как же потешалась со всей этой «мерехлюндии» Кира! Вот уж революционерка по существу, так сказать, а не по форме. А ведь никакой даже не прогрессист, не то, чтобы социалистка. Вообще, чёрт его знает, что такое. Декадентка, что ли? Просто «эмансипэ»? А то уже и мистик. За ней и не уследишь…

Петроград. Март. Литейный мост

– Петроград чумной какой-то стал. Весь дышит оккультизмом. Куда ни зайдёшь – если не на спиритическом сеансе очутишься, то на американской лекции по Блаватской…

Её спутник смеётся, а Кира недовольно хмурится, не зная, то ли улыбнуться сейчас сочувственно, поддакнуть, то ли воззриться на собеседника с сумрачным недоумением, мол, «а вы бывали в хрустальных эфирах Тибета, что вам так смешно?..»

Надо бы «воззриться». Благо электрический свет фонаря, резкий как вспышка фотографического магния, даёт такие странные голубые с лиловым разводы. Такие, что (наверняка знает Кира) будет её взгляд исподлобья сейчас для него не хуже кляпа. И уж точно смутит провожатого, если не заставит задохнуться от переполненности воображения. Глаза в ночи чернее чёрного (знает Кира) – антрацит с искрой, в тенях, как у Веры Холодной, губы, будто сажей нарисованы. Что там ещё он писал в своём стихотворении такого, что стоит и отмолчаться и далее, – пусть теряется в догадках насчёт впечатления, которое производит. Пусть гадает, есть ли оно у неё вообще – впечатление от его стихов. Она и на собрании раз только дала понять, что прекрасно себе понимает, кто эта:

Глянула тогда в «Раковине» на чтеца вскользь, потом ещё раз – через плечо, будто закрепила негатив фиксажным раствором.

Не впервой ей быть блоковской «Незнакомкой» в чьих-то произведениях, но всё одно трогает. Хоть иногда кажется: трогать-то трогает, но холодными пальцами как-то и за горло. А иногда, сидя в первом ряду, так и вовсе нестерпимо хочется сдвинуть колени.

– Странно, правда?..

Варвара лишь полуоборотом головы дала знать, что поддерживает их странную беседу.