Прощание с «Императрицей» - стр. 38
– Странно, что мистика, – расхрабрившись, будто после молчаливого поощрения, снова принялся вещать «автор монолога»: – Вошла в нашу жизнь, хоть и крадучись, но сразу вслед ворвавшимся в неё же моторам, мотоциклетам и… этим…
– Дирижаблям, – не удержалась-таки, чтобы не подсказать, Кира.
– Да, аэропланам.
Спутник заметно смутился. Поправил лацкан пальто, сунул руку за пазуху, но не нашёл ей там применения. Сунул обе руки в карманы. Совсем как гимназистка с запиской, треплющая кружевные оборки платья, не зная, как её передать адресату «с та-акими усами!»
Кире стало жалко мученика – чувствует её, дышит мечтою о ней, пьяный от страсти, – даже завидно до злости. Живой. Но не до него, ей богу. Были б силы сейчас, – она бы ему объяснила, что такое и каков он на самом деле, воспеваемый ими потусторонний мир, в котором она уже, как говорится, одной ногой. Нет, скорей одной только головой, как когда-то в детстве, в Артиллерийской бухте, застигнутой врасплох мёртвым штилем.
…Помнится, если встать на четвереньки и опустить голову в воду – можно увидеть странный изнаночный мир, с его таинственными неземными обитателями и древними лесами, вечно колышущимися в далёких горах, тот золотистый с зелёноватой оторопью свет…
Так и теперь. Только теперь свет этот голубой, с синей оторопью теней, не спешащих следовать за своими хозяевами. Он вспыхивает, где не ждёшь: в чердачных оконцах ночного города под самыми крышами, в дверях, вдруг распахивающихся в глухой стене, под чёрными чугунными мостами в реке – бледным бирюзовым пятном с фосфорной зеленью рыб подо льдом. И нельзя сказать, чтобы свет этот был непредсказуем, напротив, он обязателен, как предвестник кошмара, как следствие, как результат переправы на тот неведомый берег в ладье Харона, сшитой из костей. Переправы на тот свет, в тот свет с замедленными тенями…
– Да, тот свет – это самое точное определение, – кажется, она даже прошептала это вслух, потому что её спутник вдруг отстал, словно ошеломлённый услышанным.
Она обернулась, почувствовав щекой прикосновение газового шарфа. Увидела провожатого своего неожиданно далеко, чуть ли не в начале моста, который они, кажется, уже и прошли весь. Но он почему-то стоял теперь в туннельной перспективе, отмеченной гирляндой ван-гоговских звёзд, с протуберанцами фиолетово-серебристых жирных мазков. Стоял один. Хоть только что на Литейном мосту было обыкновенное оживление, как на вечернем проспекте, когда всё движется и сверкает в предчувствии ночных безумств и приключений. А теперь он там один и, судя по предсмертной агонии его трёхкратной – серой, синей и фиолетовой – тени, вот-вот исчезнет…